Ничего, если честно. Обычно я по колено в фактах. Черт, иногда я даже уже ловил парня, когда входил туда с окровавленными руками и его головой в моей хватке.
Но я ничего не нашел. Ни черта. На данный момент я так же бесполезен, как и гребаные детективы, которые рыщут по городу. У меня не было времени даже сесть за компьютер, чтобы покопаться в этом гребаном деле, мои мысли были слишком отвлечены на Рэйвен.
Она даже внешне похожа на Рэйвен, так скрытно она наблюдает за всеми вокруг. У нее много секретов, которые она держит под замком. Я так многого о ней не знаю.
И мне предстоит узнать о ней еще очень многое.
Возможно, именно это делает меня почти одержимым. Я хочу копаться в ее секретах, пока все не будет раскрыто. Она — закрытая книга с надежно запертой задвижкой. Ничего не будет раскрыто, если только это не зависит от нее самой. Она не хочет, чтобы кто-то знал о ее прошлом или жизни, а меня это обычно не волнует. Ее жизнь — это ее жизнь, так же как я не рассказываю людям о своей собственной.
Потому что люди не поймут.
Так вот почему она не рассказывает мне? Потому что думает, что я не пойму, что за хрень творится в ее жизни?
Одна эта мысль не дает покоя. Она хочет, чтобы я тренировал ее и учил ее тому, кто я есть, но при этом не позволяет ни единой крупице своей собственной жизни вырваться наружу. Я не работаю так. Я так не живу.
Если кто-то хоть немного вливается в мою жизнь, это значит, что я буду знать каждую деталь, вплоть до того, когда он просыпается по утрам. То, что я позволяю Рэйвен войти в мою жизнь, не оставив и дюйма, неприемлемо.
И теперь мне придется взять дело в свои руки.
А это значит, что мне предстоит провести вдвое больше исследований.
Я издаю резкий свист, и когти Роско цокают по лестнице, когда мы поднимаемся в ресторан.
Я открываю дверь с черного хода, и Роско проскальзывает следом за мной. Тетя Роза выходит из-за угла с корзиной для грязной посуды, прижатой к бедру, и полотенцем, перекинутым через плечо.
— Привет, mio nipote. — Мой племянник. Они ждут тебя.
Я киваю, направляюсь в комнату и открываю дверь. Мои дяди и отец уже затянулись половиной сигары, а братья смотрят на меня с нетерпением в глазах.
— Я опоздал. — Опять же, это то, что следовало бы добавить, но я не собираюсь извиняться за это.
— Ни хрена себе, — рычит Маттео.
Габриэль просто сидит и смотрит на меня. Я знаю, что он хочет свалить отсюда. И он, и Маттео собираются на вечеринку, а я просто задерживаю их, не давая им напиться. Они даже не спрашивают, хочу ли я идти. Они знают, что я скажу «нет». Мне неинтересны шум, хаос, чертовы идиоты-подростки.
Нет, спасибо.
Я сажусь рядом с отцом, беру сигару из его пепельницы и делаю пару затяжек. Я редко курю. Но время от времени это хорошая альтернатива тому, чтобы разнести на куски комнату, в которой я нахожусь.
Мой маленький Ворон танцует в моем воображении, и я делаю еще одну затяжку: темные волосы и потная кожа, ярость горит в ее глазах, как гребаный наркотик. Наблюдаю за ней перед собой, вижу ее гнев и чувствую, как ее горящая кожа касается моей. Ее словно постоянно лихорадит, когда она набрасывается на меня. Она не может сдержаться. Она неконтролируема. Она не слабая. Я говорю ей, что да, но в ее маленьких костях есть сила. Дело в том, что в ней слишком много неистовства. Такая женщина способна разрушить мир в первый же момент, как только что-то вокруг нее рухнет.
Я не видел ее с тех пор, как вчера вышел из переулка, ее лицо было бледным и покрытым испариной. Я сразу понял, что что-то не так, но у меня не было времени выяснить, что происходит на самом деле. Сегодня я не смог пойти в школу: утром позвонил отец и сказал, что у него есть для меня кое-какая работа. Я знал, что это означает убийство, а поскольку Рэйвен постоянно была в моих мыслях, я нуждался в ней сейчас как никогда.
Интересно, знала ли она о моем отсутствии? Искала ли она меня? Сидела ли она в библиотеке, надеясь, что я снова появлюсь? А может, она вообще не заметила моего отсутствия и весь день просидела с Чедом Андерсоном?
Я опускаю сигару в пепельницу, чтобы не раздавить ее в кучу табака.
После этой встречи я буду копать глубже, как в отношении Убийцы Кроу, так и в отношении Рэйвен. А завтра, когда я снова буду ее тренировать, я расскажу ей все мельчайшие подробности, которые узнаю о ней.
— Что у тебя для меня, Кайлиан? Было так тихо, что я уже почти подумал, не нашел ли ты того парня, но после всех этих событий в новостях ты ни о чем не упомянул. Ты вообще что-нибудь узнал, сынок? — В голосе отца слышалось раздражение. Он ненавидит ждать, и какая-то часть меня хочет настучать ему прямо по заднице. Он заставляет всех делать грязную работу, а сам сидит, попыхивает сигарой и отдает приказы.
Но потом я сглатываю свои мысли, потому что в свое время у него была своя доля грязной работы, и он помог построить этот бизнес и расширить его до того, чем он является сейчас.
Я потянулся в карман, как вдруг нас прервал звук скребущейся в дверь лапы. Дядя Марко встает, чтобы открыть дверь для Роско, а я достаю белый клочок бумаги, на который смотрел последний день. На нем грязные каракули ворона и слово Привет.
Я бросаю его на стол.
Мой отец берет его и расправляет.
— Где ты это взял? — осторожно спрашивает он.
— Нашел на машине в переулке возле «Инферно». — Я не хочу говорить ни слова о Рэйвен. Пока не узнаю о ней. Сейчас это только вызовет подозрения.
— Это не типичный образец Убийцы Кроу. Откуда нам знать, что это вообще он? — спрашивает дядя Марко, осматривая бумагу с сузившимися глазами.
— Это он. — Я не знаю, как я могу это определить, но я могу. Штрихи ворона почти так же похожи, как и вырезанные на лбу. Да, можно повторить, но не так. Я смотрел на бумагу, пока глаза не загорелись, и знал, что это точная копия.
— Зачем ему понадобилось прикреплять это к чьей-то машине? Ты знаешь, чья это машина? — спрашивает Габриэль с конца стола, едва взглянув на рисунок.
Я качаю головой.
— Я работаю над этим.
Он смотрит на меня с минуту, наша братская связь слишком чертовски сильна, чтобы я мог ему солгать. Он знает, что что-то не так, но не хочет поднимать эту тему. Не сейчас.
Он кивает, его глаза отрываются от моих.
— Значит, ты нашел этот клочок бумаги, не зная ни единой чертовой детали об этом дерьме, о том, на чьей машине оно было оставлено, или почему оно было получено? Что, черт возьми, ты делал? — рявкает на меня отец.
Роско подходит ко мне, его жесткое тело прижимается к моему. Он чувствует напряжение в комнате. Моя рука опускается на его спину, и я успокаивающе похлопываю его. Он никогда бы не поступил так с моей семьей; они ведь и его семья тоже. Но в конце концов, он мой, и он уничтожит любого, кто попытается со мной возиться.
— Пойду-ка я разберусь с этим. Я только что сообщил тебе новости. Это то, что ты хотел. — Я протягиваю руку через стол, хватаю скомканный листок бумаги и запихиваю его обратно в карман.
Дядя Анджело поднимает брови.
— Приходи завтра с настоящими новостями, Кайлиан. Мы должны знать, что происходит с этим парнем, и позаботиться о нем. Больше никаких послаблений.
Я скрежещу зубами и резко киваю ему, откидывая стул назад. О нем действительно нужно позаботиться. Они в порядке. Я должен перестать валять дурака и заняться делом. Хватит беспокоиться о подлой сучке, которая вторглась в мои мысли с тех пор, как я уложил ее на лопатки.
— Я вернусь завтра. — Свистнув, мы с Роско выходим из ресторана, затем возвращаемся к моей машине и едем домой.
До завтрашнего дня мне нужно кое-что раскопать. И не только для того, чтобы ввести в курс дела свою семью, но и когда я буду тренировать Рэйвен. Потому что, когда я увижу ее, она мне все расскажет.
Она расскажет абсолютно все.
Темноволосые девушки.
Маленькие.
Молодые. От шестнадцати до двадцати.
Никаких записок.
Все они были изнасилованы или подверглись сексуальному насилию в той или иной форме.