Она сжимает мою руку в своей, словно пытаясь вобрать в себя мою силу.
Я наклоняю голову и приникаю губами к чувствительной коже прямо под ее ухом.
— Рискни, — тихо шепчу я ей на ухо, прежде чем прижаться губами к ее шее. По ее коже пробегают мурашки, и ее пробирает дрожь. Я отдаю ей всю свою силу, всю свою мощь и уверенность и вжимаюсь в нее, желая, чтобы она получила каждый дюйм, каждый вздох. Все.
— Звучит по детски. — Ее голос хриплый, когда я отстраняюсь от нее, наполненный сексуальной потребностью, которая заставляет мое тело напрячься.
Ее тело напряжено, а глаза наполнены яростью, когда она смотрит на Грегори. Она знает, что имеет в виду, и имеет в виду то, что говорит. Каждое слово, слетающее с ее губ, наполнено возмездием, и в них течет кровь боли за каждого ребенка в мире, ставшего жертвой.
Ее рука вырывается вперед, мои пальцы все еще сцеплены с ее пальцами, когда мы погружаем нож в его грудь. Она использует всю свою силу и только мое руководство, когда нож погружается в его кожу. Она задыхается, когда лезвие наполняется красным цветом, стекая по его груди и падая на обнаженные колени.
Грегори задыхается сквозь стоны, от потери крови его глаза быстро расфокусируются. Я вижу, когда его не станет. Тот момент, когда его жизнь уходит, но сердце все еще бьется. Его глаза стекленеют, а напряжение в теле спадает за мгновение до того, как его голова откидывается в сторону, а свет гаснет.
Проходит мгновение, и она приходит в себя, выдергивая клинок из его груди. Брызги крови взлетают в воздух и попадают ей на руку. Я наблюдаю, как она окрашивает кожу, и перевожу взгляд на нее, чтобы узнать, как она отреагирует.
Ее глаза моргают и медленно поднимаются к моим. В них вспыхивает нужда.
Нужда.
И я знаю, без сомнения, эта Крошка Кроу — моя.
Оглянувшись через плечо, я вижу, что Роско сидит в углу, не сводя глаз с мертвого Грегори. Он сидит так терпеливо, хотя слюна, свисающая с его рта, говорит мне, чего именно он хочет.
Его еды.
— Роско, ешь, — приказываю я, и он встает, с его губ срывается рык, когда он прыгает вперед, и хищное рычание вырывается наружу, когда он впивается зубами в кожу Грегори.
Рэйвен снова задыхается, и я поворачиваюсь к ней, наблюдая, как ее широко раскрытые глаза смотрят на Роско, пока он поглощает свою пищу.
— Я планировал показать тебе уборку, но оставлю это на другой раз. — Я наклоняюсь, просовываю руки под ее бедра и поднимаю ее в воздух.
— Куда ты меня ведешь? — тихо спрашивает она, удивляясь.
— Веду показать тебе моих монстров, — только и говорю я, выводя ее из подземелья и возвращаясь в спортзал, готовый овладеть ею раз и навсегда.
Глупо было притворяться, что ей не место рядом со мной. Я должен был знать это с самого начала. Как только я нашел кого-то, в ком было столько же тьмы, сколько во мне, я не мог позволить ей уйти.
Не сейчас. Никогда.
ГЛАВА 20
Рэйвен
От звуков рычания Роско, разрыва кожи, ломающихся костей и крови, капающей на пол, у меня кружится голова. Но мне не нужно беспокоиться о своих коленях, потому что Кайлиан крепко держит меня на руках, выходя из комнаты, проходя через темный туннель и возвращаясь в тренировочный зал.
Я едва вижу, куда мы идем, потому что его ноги так быстро, так целеустремленно шагают по комнате, пока он не делает шаг, и тогда моя спина ударяется о мат ринга. Сочетание мягкого и твердого, но шершавая поверхность царапает мою спину.
Он подносит руку к моим волосам, дергая за конский хвост, пока мои волосы не рассыпаются по голове. Его пальцы расчесывают мои волосы, и в его взгляде появляется любопытство, когда они скользят по моим темным локонам. Он прижимается своим телом к моему, и я чувствую его твердость. Твердость его тела и жесткость его эрекции, вдавливающейся в меня, и мои глаза расширяются.
Неужели смерть возбуждает его? Дело во мне или в запахе металлической крови, которая прилипает к нашей коже?
А может, дело в страхе, который скрывает голос мужчины и его приглушенную мольбу об освобождении. Даже с заклеенным скотчем ртом я могла расслышать слова. Мои родители никогда не пользовались скотчем, поэтому я отчетливо слышала каждое слово, когда они разрывали своих жертв.
Этот человек не мог говорить, но я никогда не слышала такого громкого крика. Я почти слышала его отчетливее, как будто страх говорил через его глаза, а не через губы.
Моя первая отнятая жизнь.
Должна ли я испытывать угрызения совести или облегчение? Я не знаю, что именно я чувствую, и мои мысли путаются, когда запах Кайлиана захватывает все мое сознание и тело, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть в его темные глаза, когда он наблюдает за мной, прикасается ко мне, чувствует меня и принимает мою сущность как свою собственную.
— Я ничего не чувствую, Рэйвен, — бормочет он, кажется, погрузившись в свои мысли.
Я ничего не говорю, зная, что этот момент откровенности — большая редкость для него.
— Но когда я рядом с тобой, внутри меня что-то происходит. Я думаю, может, это и есть эмоции? Может, во мне что-то сломалось, и то, что связано с тобой, просто... починило это. А может, это не эмоции, а гребаная уверенность в судьбе, и моя тьма питается твоей. Я всегда жажду большего, но насыщаюсь, когда речь заходит о тебе. Питаешь ли ты мою тьму, или я лишь на мгновение ослеплен тобой?
Его пальцы обводят кожу моего лица. Каждую бороздку и впадинку, острые уголки и мягкие губы. Он движется по каждому сантиметру, пока его руки не опускаются ниже моей челюсти, а пальцы не обхватывают мою тонкую шею.
— Я не знаю, что у тебя в голове. Есть ли там свет? Или там только тьма? — шепчу я.
— Кромешная тьма, — отвечает он, его пальцы слегка напрягаются.
Я хочу его, но какая-то часть этого чувствует себя неправильно. Тетя и дядя годами вбивали мне в голову слова о том, что я шлюха. Шлюха. Дитя дьявола. Все эти слова из Библии и молитвы, которые тетя и дядя произносили надо мной, заставляли меня чувствовать себя навсегда запятнанной девушкой.
Как будто я никогда не буду чистой, как бы усердно я ни отмывалась.
Но нуждающаяся часть меня хочет его. Хочет его силы и собственничества. Того, как он смотрит на меня, словно слушает. Как он прикасается ко мне, словно я всегда была его. Я для него человек, а не просто грех.
Как его пальцы впиваются в мои бедра и ляжки, каждый кончик захватывая с такой уверенностью, что это вызывает привыкание.
Кайлиан — это зависимость, и каждый вдох — это передозировка.
— Я не должна. Мы... не должны, — шепчу я.
Его свободная рука проводит по бокам моего тела, и кожа подрагивает от его легких прикосновений.
— У тебя нет выбора.
Мои глаза слегка расширяются.
— Что? Почему у меня нет выбора?
— Ты стала моей в тот момент, когда пролила кровь. Если честно, то и раньше. Может быть, в первый момент, когда я тебя увидел. Но теперь у тебя нет выбора, Рэйвен.
В его словах столько уверенности, столько уверенности в себе. Они опьяняют. С каждым вдохом его слова, его сила наполняют мою грудь. Я чувствую, что он внутри меня, только его слова.
— Мои тетя и дядя...
Его рука сжимает мою шею, прерывая мои слова.
— Твои тетя и дядя умрут у твоих ног. А если не у твоих, то у моих.
Мои глаза сужаются, и я сжимаю горло, когда он разжимает пальцы.
— Они не твои, чтобы убивать.
— Я убиваю всех, — рычит он, наклоняясь ближе, пока его губы не касаются моей челюсти. — Я не играю по правилам.
Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Судя по его глазам, никто не сможет его контролировать. Даже если бы они попытались, у них не было бы ни единого шанса. Он опасный человек, способный сломить даже самые сильные души. Он может подчинить всех.
Он видит слова в моих глазах. Возможно, он чувствует их вкус на своих губах. Он смотрит на меня со злостью. Свирепость в том, как он дышит на меня. Но я наблюдаю за тем, как контроль над ним превращается в тонкую нить. То, что ничто не может остановить.