— Извини, Чет. Мне это неинтересно.
Его брови нахмурились, и он выглядит немного подавленным.
— Чед.
Я хмурюсь. Черт, какая же я сука.
— Мне нужно идти. Спасибо, но... я в порядке. — Я ухожу, не давая ему ни минуты на то, чтобы поиграть в спасителя или в какую-нибудь другую сказку, которую он хочет воплотить в жизнь. Мне не нужен защитник или что-то еще, когда у меня есть свое собственное дерьмо, с которым нужно разобраться.
Сначала по порядку. Ария.
Ее глаза слезятся, и я снова сжимаю кулаки при мысли о том, что эти коварные сучки делали с ней. Играли с ней.
Издевались над ней.
— Будет лучше без них, — рычу я.
Она кивает, фыркая.
Я вздыхаю и оттаскиваю ее подальше от Чеда или Чета, и этих сучек, прямо в ближайшую уборную.
Она вытирает нос рукавом, глядя на меня.
— Они казались такими милыми. Прости, что не встретилась с тобой. Я просто... Я думала, что подружилась с популярными девочками.
Я качаю головой, чувствуя себя чертовски злой и виноватой перед ней.
— Ты не можешь доверять этим людям, Ария. Они не все хорошие люди. Они не такие, как в церкви, или даже близко к этому.
Она смотрит на меня, такая грустная и побежденная.
— Я хочу домой. Я хочу вернуться к домашнему обучению.
Я ненадолго зажмуриваю глаза, а затем открываю их, протягиваю руку и притягиваю ее к себе. Я обхватываю ее руками, не обращая внимания на неприятное жжение на коже от прикосновения.
— Все будет хорошо, Ария. Мы здесь, и не похоже, что мы куда-то уходим. Просто... держись подальше от этих девчонок. И когда девушки смеются, постарайся понять, смеются ли они с тобой или над тобой.
Она прижимается к моей груди.
— Я не знаю, что бы я делала без тебя, Рэйвен.
Я даже не хочу думать об этом.
— Ты никогда не узнаешь. Я теперь здесь, с тобой. — Я отпускаю ее, и мгновенная прохлада ударяет по моей плоти. — Давай пойдем и перекусим, пока не закончился обед. Я уверена, что у нас почти нет времени.
Она потирает живот.
— У меня уже нет аппетита.
Я иду к двери, открываю ее и придерживаю.
— Неважно, ты должна что-нибудь съесть. — В каком-то смысле мне приходится быть для нее матерью. Хотя у нас разница в возрасте меньше двенадцати месяцев, ее жизнь была такой защищенной. Она жила в закрытой коробке, в то время как я чувствую, что прожила уже тысячу жизней.
Мы идем по коридору, и я рада, что никого не вижу. Только мы, и на мгновение я могу вздохнуть.
— Ты действительно сильно ударила ее, — говорит Ария через мгновение.
Я оглядываюсь на нее. Я никогда не дралась в ее присутствии. Она знает, что я — бутылка с яростью; я уверена, что она чувствует это во мне, но я никогда не причиняла никому вреда рядом с ней. Интересно, не напугала ли я ее?
— Она заслужила это.
Она делает глубокий и долгий вдох.
— Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал. Из-за меня. И если это закончится тем, что тебя выгонят... Я не смогу сделать это без тебя.
Черт. Я об этом не подумала. Если одна из этих сучек настучит на меня, и меня вышвырнут отсюда, а она останется здесь одна? Ну, это будет совсем нехорошо.
Я качаю головой.
— Этого не случится.
Она останавливается на середине лестницы.
— И все же... пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал. В основном из-за меня.
Я буду сражаться с кем угодно ради нее. Я буду убивать за нее. Я буду буквально терроризировать любого, кто попытается причинить ей вред. Хоть немного. Но я ничего этого не говорю. Я надеваю свою маску, которую всегда ношу при ней. Ту, что оставляет все на поверхности, чтобы не показать свое истинное лицо.
Потому что они нехорошие. Они даже отдаленно не соответствуют здравому смыслу.
— Хорошо. Я не буду.
Она смотрит на меня мгновение, затем продолжает спускаться по лестнице. Я следую за ней, и мы направляемся в кафетерий, который больше похож на ресторанный буфет, чем на что-либо другое. Мы ходим по залу и получаем настоящие тарелки, а не подносы, как я предполагала. Повара в буквальном смысле накладывают еду в наши тарелки. Нет ни скамеек, ни длинных столов, чтобы уместить всех детей, заполнивших комнату. Ничего этого нет. Есть несколько столов и диванов, а остальные люди, похоже, находятся снаружи, в лаунж-зоне. Только одно большое стекло отделяет нас от внешнего мира. Оно тянется от пола до потолка, пропуская все возможное естественное освещение. Вокруг нас деревья, леса и горы. Зрелище впечатляющее.
Я беру свою тарелку и прикусываю губу, ожидая, пока Ария возьмет свою. Я не знаю, куда сесть, и беглый взгляд вокруг столов показывает, что большинство из них заняты. Я чувствую себя неловко, и мне не хочется стоять посреди комнаты, когда все смотрят на меня. Бросив взгляд на Арию, я бормочу:
— Пойдем на улицу.
Мы выходим на свежий воздух и находим небольшую пустую скамейку. Снова раздаются смешки и разговоры, но я крепко сжимаю свою тарелку, когда мы садимся, не обращая на них внимания. У меня нет сил ссориться с кем-то еще. Я не могу так поступить с Арией. Не сейчас.
То есть, блять, я понимаю, что мы новенькие, но неужели нужно так отвратительно говорить о нас? Как будто мы — гребаная болезнь или что-то в этом роде.
Я поливаю свой шикарный салат соусом «Ранч», салат хрустит так, как я никогда не пробовала. Я бездумно жую, чувствуя напряжение Арии отсюда, когда смотрю на парковку. У меня отвисает челюсть, и я останавливаюсь, увидев того самого парня.
Нет, не Чарльза.
Другого.
Того, кто оставил след в моей душе.
Он сидит в своей машине. Конечно, это БМВ. Черный, блестящий от краски, с черными дисками. Он уезжает. Я не знаю, куда он едет, но он уезжает, и мне интересно, что же такого срочного он должен сделать, чтобы уехать посреди дня. А может быть, это нормально для него, и он просто делает то, что хочет, когда хочет.
Интересно, чем пахнет его машина? Свежей кожей? Одеколоном?
Он с кем-то разговаривает, его рука высунулась из окна машины, когда с ним разговаривает один из тех парней, что были раньше. Они похожи. У них одинаковый цвет кожи, кремовый, но экзотический оттенок загара. Не похоже, чтобы они вели дружескую беседу, и я наблюдаю, как они лаются друг с другом.
Они братья? Или кузены, как мы с Арией?
— На что ты смотришь? — спрашивает Ария, поворачиваясь на своем месте, чтобы посмотреть через плечо.
Я опускаю глаза на свой салат, едва успев съесть хоть кусочек.
Что со мной не так?
Я что, сломалась?
Мне все равно. Мне на все наплевать, но этот незнакомец зацепил что-то во мне, что превращает меня в лужу смятения.
— Ничего. Я ни на кого не смотрю.
Она щурится, прикрывая глаза рукой, проведенной по бровям, и осматривает участок.
— Ты смотришь на того парня, на которого смотрела чуть раньше?
Я протягиваю руку, хватаю ее за лицо и поворачиваю его к тарелке.
— Прекрати, Ария. Это ерунда, так что перестань задавать вопросы об этом.
Она поднимает брови.
— Как скажешь.
Я вонзаю вилку в свой салат, запихивая в рот очередной кусочек. Я не могу отвести взгляд от парковки, когда парень, стоящий возле машины, уходит, а незнакомец в БМВ уезжает, исчезая из виду.
Кто бы он ни был, я надеюсь, что больше никогда его не увижу. Так я смогу забыть это потерянное чувство в своей груди.
Но даже говоря это, я очень надеюсь, что увижу его снова. И снова.
И снова.
ГЛАВА 4
Рэйвен
— Возьмитесь за руки, — говорит тетя Глория, протягивая свою морщинистую руку к моей.
Ария и мой дядя складывают руки друг на друга, когда мы садимся за обеденный стол. Я нерешительно кладу свою руку в тетину. Ее холодные пальцы сомкнулись на моих, сжав их сильнее, чем следовало бы, и она закрыла глаза.
Она пытается сделать мне больно.
Она хочет сделать мне больно.
Ее желание — втолкнуть в меня святое, как будто это физическая вещь. Как будто, если бы она могла, она бы вскрыла мою грудь, поместила бы непорочность внутри, заштопола бы меня обратно и отправила в путь.
— Дорогой Господь, спасибо Тебе за еду на нашем столе и крышу над нашим домом. Спасибо за наше здоровье, дорогой Господь, и спасибо за то, что Ты благословляешь нас всем, что нам дано. Позволь нам превозносить Тебя пред всеми, тем что делаем, и учим тех, кто мучается в поисках пути Божьего. Спасибо Тебе, Господи, ибо Ты — наш Спаситель. Аминь. — Она слегка кивает головой, и ее глаза открываются.