Под моросящим дождем они ехали в направлении Фоссвогюра не говоря ни слова, пока Марта не нарушила тишину:
— Как ты думаешь, почему ее муж не выходит на связь? Куда он подевался? Может, ударился в бега?
— Я вот тоже задаюсь этим вопросом. Как-то не по-мужски бросать жену вот так, после всего, что произошло…
— Ласси говорил, что бабушка знает, что Данни собиралась опубликовать в Сети. Может, это что-то, касающееся ее деда? Может, он ее как-то обидел? И если бы об этом стало известно, его репутация пострадала бы?..
— Но ведь не стал бы он убивать Данни, чтобы заставить ее замолчать! Она все же его внучка.
— Как знать? — сказала Марта. — И все из-за этой тайны, которая, по словам Ласси, известна и бабушке…
— Ой, не знаю… — пробормотал Конрауд и, пользуясь случаем, рассказал ей о подозрениях, которые у него возникли, когда он заезжал к человеку с кислородной маской.
— У меня сложилось впечатление, что говорит далеко не все. И вопросы он мне задавал странные… Спрашивал, водила ли мать Нанну с собой на работу в клинику.
— Ну а что в этом такого?
— А зачем ему надо было это знать? Может, в клинике работал кто-то, от кого девочка могла пострадать?..
— Ты намекаешь на врача?
— Ну да! На Антона Хейльмана, отца человека, который пустился в бега и чья внучка ступила на кривую дорожку и скончалась после того, как заявила о своем намерении опубликовать в Интернете компрометирующие материалы.
— Ты что, полагаешь, что это… наследственное? — спросила Марта после долгого молчания.
— Что?
— Этот вид извращений…
60
Когда они оставили машину на парковке перед клиникой, был уже поздний вечер. Поток людей уже давно прекратился, кругом не было ни души, и здание клиники стояло погруженное в тишину. Войдя, они направились к стойке информации и спросили, где можно найти Густафа Антонссона. Служащий бросил взгляд на компьютер и сообщил, что доктор закончил свою смену и ушел. Марта объяснила, что она из полиции, и поинтересовалась, не справлялась ли случайно какая-нибудь пожилая женщина об Антонссоне. Служащий кивнул и сказал, что и той женщине он дал тот же ответ: Густаф Антонссон уже ушел.
— И тогда она тоже ушла? — спросил Конрауд.
— Вы, значит, из полиции? — уточнил мужчина, на котором была форма охранника. Он с трудом мог поверить, что эта парочка — полицейские: он — скорее усталый пенсионер (и тут охранник был недалек от истины), а она — не особо следящая за своим внешним видом дама в черной куртке, из-под которой выглядывает безразмерная рубашка.
Марта показала ему свое удостоверение, и тогда охранник рассказал, что та женщина, спросила, где лежит Лаурюс Хинрикссон, и он сообщил ей номер палаты.
Поблагодарив охранника, Марта с Конраудом вошли в лифт и молча поднялись на нужный этаж. Проходя по коридору, Конрауд спросил у нее, не лучше ли поставить перед палатой охрану. Марта сообщила, что к руководству полиции уже обращались с этим предложением, но, как и стоило ожидать, руководство расценило это как неоправданную затрату и отказало.
Дверь в палату Ласси была распахнута настежь. У его кровати сидела женщина, которую они разыскивали. Увидев Марту и Конрауда, она попыталась выдавить из себя улыбку, но вместо этого у нее вышла какая-то гримаса. Женщина держала в руке телефон: она только что предприняла очередную попытку дозвониться до мужа.
— Я все еще в неведении… — сказала она растерянно. — Ничего не понимаю. Муж не отвечает на мои звонки и сам не перезванивает.
Состояние Ласси, похоже, оставалось без изменений. Он по-прежнему находился в коме и неподвижно лежал на кровати, однако признаков того, что он испытывает болезненные ощущения, не наблюдалось. Он все так же был подсоединен к различным приборам, предназначение которых являлось для Конрауда загадкой. На обоих запястьях у Ласси были закреплены катетеры для введения в кровоток физраствора и лекарственных препаратов.
— Я места себе не нахожу от волнения, — продолжала женщина. — Он никогда так раньше не поступал. И что ему только взбрело в голову?
— Полагаю, что необходимо объявить вашего супруга в розыск, — сказала Марта. — Причем, не откладывая.