— Очевидно, да. — Похоже, женщина немного отошла от потрясения, вызванного тем, как ее днем ранее доставили на допрос в полицейское управление. — Видимо, так нам и стóит поступить: раз уж он не дает о себе знать.
— Простите… а у вас как самочувствие? — спросил Конрауд. Ему казалось, что, видимо, из-за недостатка сна женщина несколько дезориентирована. — Мы можем вам чем-то помочь?
— Я в порядке, благодарю. Только очень волнуюсь, — ответила она. — У меня упадок сил. Я так переживаю за мужа, что глаз не могу сомкнуть. Раньше он никогда себе такого не позволял. Никогда! Исчезнуть вот так, не предупредив… Больше всего меня пугает, что с ним могло что-то произойти. Может, он в аварию попал?..
— Если бы он попал в аварию, мы бы уже об этом знали, — заверила ее Марта. — Однако у вас есть хоть какое-то предположение, почему он не выходит на связь?
— Я понятия не имею. Господи! Только бы он вернулся… Как же я устала!.. Как же я устала от этой бесконечной… лжи. Как я устала…
— От какой лжи? — напряглась Марта.
Женщина молчала.
— Вы полагаете, что это из-за Данни ваш муж не выходит на связь?
— Данни?
— Он с ней плохо обходился? Возможно ли, что он предпочел скрыться, чтобы не отвечать за последствия? Такое возможно?
— За какие последствия?
— Нам известно, что Данни собиралась распространить некий компромат. У меня складывается впечатление, что речь идет о какой-то семейной тайне. Эта тайна касалась самой Данни, но и вы, и ваш муж о ней знали. И я полагаю, что ваш муж решил заставить ее замолчать.
— Да, — голос женщины надломился. — Когда Данни впервые обо всем рассказала, он заставил ее молчать. Вряд ли можно выразить это другими словами. Но виноваты мы оба. В равной мере. Ни он, ни я и пальцем не пошевелили. Ведь тогда началось бы разбирательство, и вся его карьера пошла бы коту под хвост… И мне пришлось бы распрощаться с политикой… Он говорил, что мы ничего не можем сделать, что у нас связаны руки, что нельзя выносить сор из избы… Ничего удивительного, что Данни пристрастилась к наркотикам. Бедное мое дитя!.. Я так и сказала мужу, что ответственность целиком и полностью на нас. Будь мы честнее, протяни мы ей руку, не молчи мы, все еще можно было бы исправить. А мы… молчали. И заставили ее молчать. Бросили ее на произвол судьбы, и ей пришлось одной тащить эту непосильную, постыдную ношу. — На глаза женщины навернулись слезы. — Боже, как же это тяжело! — простонала она. — Как же тяжело об этом говорить. Если б только муж был здесь! Он бы вам все рассказал. Все как есть.
Конрауд бросил взгляд на Марту, словно прося у нее разрешения вмешаться и выяснить у женщины дополнительные детали. Марта едва заметно ему кивнула.
— Нам нужно допросить вашего мужа, — сказал Конрауд. — У полиции уже были подозрения, что он подвергал Данни насилию. Теперь необходимо установить все подробности.
— Допросить моего мужа? — женщина явно поразилась.
— Данни подвергалась насилию, верно? — спросил Конрауд.
В этот момент по коридору проходила медсестра. Она толкала перед собой каталку, на которой лежал очень пожилой человек. Когда каталка оказалась напротив распахнутой двери, старик повернул голову и посмотрел в палату Ласси. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Одно из колес каталки скрипело, но по мере того как она удалялась, скрип становился все слабее, пока совсем не затих.
Женщина склонила голову.
— Она рассказала обо всем, только когда ей было уже двенадцать лет, — едва слышно произнесла она. — Еще до этого… она каждый раз плакала, когда мы оставляли ее с ним. Не хотела проводить каникулы или выходные в его летнем доме. Отказывалась гостить у него, когда нам нужно было лететь за границу. Когда все началось, она была совсем еще ребенком. Мы-то думали, что она просто капризничает, ведь он всегда так хорошо с ней обходился… Мы думали, что она со временем привыкнет к нашим отлучкам. А на самом деле… На самом деле весь этот ужас уже начался. Иногда он… просил привезти ему Данни. Говорил, что посидит с ней. Чудовище! Я думала, мой муж его убьет…
— Ваш муж?
— Да.
— Вы думали, ваш муж убьет… кого? — спросил Конрауд.
— Своего брата, разумеется. Ведь это он, этот негодяй… А мы-то тоже хороши! Умолчали обо всем. Делали вид, что все прекрасно. Будто с Данни ничего не случилось…
— Так это Густаф?! Это он насиловал Данни? Он, а не ваш муж?
— Мой муж? Нет! Как вам такое в голову пришло!
— Значит, это делал его брат?..
— Несомненно, мы должны были заявить на него. Должны были немедленно пойти в полицию. А мы этого не сделали. Мы просто молчали. Конечно, когда мы обо всем узнали, этот зверь наконец оставил ее в покое… Но Данни… после стольких лет насилия она была сломлена. Потом она повзрослела и в один прекрасный день сказала, что и мы виноваты. Мы не только сами ничего не предприняли, но и ее заставили молчать. — Женщина взяла руку Ласси в свою ладонь и начала ее гладить. — Я пришла сюда, чтобы убедиться, что этому мальчику ничто не угрожает. Вернее, что братец моего мужа не причинит ему вреда. Я знаю, что Данни по нему с ума сходила. А мы считали, что внучка заслуживает лучшей партии — будто это самое главное в жизни! Мы все сделали не так! Все… — прошептала она. — Мы сделали все наоборот…