Мужчины, высокорожденные дракониры, могли предложить им титул, богатство и, что было едва ли не важнее прочего, поддержку родов. Драконы жили Гнездами, чтя память предков, пополняя сокровищницы, объединяя их с сокровищами и магическими дарами других родов крепкими браками. Разводов в Вальтарте не было.
Эйвери понимала, что это значит, и я тоже.
Тем более, что мой взгляд уже отыскал мрачное лицо драдеры Лелиане Вильс, которую мой супруг называл по сокращенному детскому имени Лети. Если бы не я, женой Дареша Бельха стала бы дочь негоцианта с лицом итальянской Мадонны. Даже вопреки традиции драконов соединять благородную кровь с благородной кровью.
Впрочем, еще не вечер. Разводы в Вальтарте запрещены, зато вдовцам никто не запрещает взять новую жену, особенно если нет наследника.
К этому моменту я уже сумела прийти в чувства, и плавно двинулась по лестнице вниз. Среди гостей Дареш был вынужден ослабить хватку на поясе.
— Долгие драконьи годы, — шепнула мне одна из высокородных вейр, мягко дотронувшись до моей руки.
— Долгие годы! Солнечные крылатые годы!
Еще одна сорвала с моего корсажа маленький цветок, и весело запрятала его в своей прическе. Я с трудом удержала благожелательное выражение лица. В голове у меня переворачивались страницы старинной свадебной книги рода Бельх, которую Дареш заставил выучить Эйвери наизусть. В плохие дни он ее экзаменовал, а когда она ошибалась, отвешивал пощечину. Одна ошибка — одна пощечина.
Эйвери ошиблась трижды.
Так что я не винила бедную Виве за желание сбежать из этого жестокого мира. Можно сказать, мы обе сбежали от жестокости. Каждая от своей.
Хотя смешно говорить, что крутая бизнес-леди, от которой трясется в ужасе корпоративная ось сверху донизу, может реветь ночами в подушку. От боли, от горечи, от нелюбви. Это Эйвери совсем ребенок двадцати четырех лет отроду, ей простительна слабость, но мне-то…
— Помни, что тебе должно сказать, когда закончат давать дары, — зашипел супруг.
Моего благоверного так перекосило, что я поспешно кивнула, хотя совершенно не помнила, о чем говорить после даров. Память Эйвери тоже молчала.
Эйвери… любила его. И ненавидела. А потом снова любила. Прощала каждый тычок, каждый удар, каждое «убирайся», своими руками расшила свадебные покрывала и отдала их ненаглядной Лети, потому что той понравился узор. А потом отдала яшмовую шкатулку — подарок бабки, старинную подвеску рода Леяш и браслет из семи заговоренных бусин. Браслет она отдавать не хотела, но Дареш в тот вечер был особенно жесток и буквально принудил отдать его своей возлюбленной.
А больше с Эйвери взять было нечего.
— Золотых дней! — завопил мне кто-то в ухо. — Рассветов жемчужных, да бархатных ночей.
Несмотря на колдовскую, древнюю кровь, золотые дети драконьего рода праздновали по-простому, напиваясь до синих мух. Полагаю, Дареш собирался напиться, как следует, чтобы не помнить ни церемонии клятвы, ни брачной ночи.
Пока мы шли сквозь разгоряченный ряды гостей к панке, память услужливо переворачивала страницы свадебной книги. Принесение клятвы, а после непременно ночь вместе, чтобы скрепить девственной кровью принесенную клятву. Клятва отдаст мой род в руки супруга в случае моей ранней кончины, которая, я не сомневаюсь, уже распланирована.
Старинная зала замка Бельх буквально пылала огнями, расплескивая блики по веселым лицам, хрусталю, тонким стеклам, которые были пиком магического искусства Вальтарты. Раньше в домах клали грубое, мозаичное стекло, а сейчас холеные ручки вейр нежно скользили по прозрачной глади, за которой лежал ночной сад, раскрашенный разноцветными пятнами светильников. Если такое стекло не атаковать магически, оно не бьется и не крошится.
С каменного пола сняли ковры, и по залу разносился перестук каблуков и шорох платьев, но нас провели к небольшому возвышению, застеленному грубой циновкой. Еще одна из традиций Бельхов.
Муж неожиданно любезно усадил меня на такую же грубо сколоченную панку и в памяти всплыло воспоминание о довольно уютных диванах, которые вейры предпочитали ставить в спальнях. Видимо, и панка тоже была частью традиции.