— Хороший философ — мертвый философ.
Касьян отделился от стены и мягко пошел в мою сторону. Клинок смотрел вниз, будто чертил невидимую линию.
— Это всего лишь сон, — я начал пятиться, — давай поговорим, как нормальные сновидения.
— Сюда. Просто не мешай и быстро проснешься на том свете.
Сонники говорят про смерть во сне, рассказывают что это некое предупреждение от подсознания. Нужно что-то менять, пришло время, хватит тянуть. А ещё говорят, что смерть во сне это долгая жизнь. А еще, что это к деньгам. Каждый сонник мелет по своему, да.
Зато насильственная смерть в чужом сне это однозначно нехорошо. Может развиться депрессия, переходящая в алкоголизм, гипнофобия почти сто процентов и минимум неделька ночных кошмаров. Я не проходил, но видел кое-что, о чем и вспоминать не хочется. Синяки под глазами, бледная кожа, попытки заснуть при свечах и паника, когда свечи тают на глазах. Потом связанные руки и ноги, кляп во рту и наконец приезжают врачи, которые забирают визжащее тело. Не хотелось бы.
Свистнуло лезвие над ухом и прыжок в сторону. Довольная ухмылка Касьяна. Этот волосатый кот не промахнулся — он играется со мной, как и положено кошмару он не хочет заканчиваться.
— Федька! Ты не хочешь помочь?
Еще один свист. Чуть задело рукав, разрезая ткань у запястья.
— Это твой сон и ты здесь хозяин!
Ещё удар!
— Знаешь песню? «Встань! Страх преодолей! Встань в полный рост!» Так это про тебя. Только встань и отгони этого металлиста!
Удар кулаком в плечо, такой сильный, что я сжимаю ушибленное место, как открытую рану и как краб семеню боком от наступающей угрозы. Во сне я трусливый какой-то. Что за дела? Можно ведь сопротивляться, но так жмет одно место, что пальцы в кулаки не скручиваются.
— Если я умру во сне, то вряд ли помогу тебе в реале! Не заигрывайся!
— Ты понял? — открыл рот Касьян и пнул ногой зацепив бедро, так что треснула кость, — Понял всё?
— Конечно, — отвечаю я, хромая бочком и смотрю на лезвие, которое начинает подниматься, — яснее некуда. Отвали, нечисть поганая!
Вот жеж. Язык мой — враг мой. Касьян гудит, как трансформатор и поднимает оружие над головой, как самурай свой меч. Нет, это не он гудит. Это опустился рубильник на стене и Федька дергается на стуле покрывшись искрами как ёлка конфетти и огоньками.
— Хороший расист — мертвый расист, — медленно говорит Касьян и медленно опускает оружие. — Правосудие!
Трещит разряд и я прыгаю, но зависаю в воздухе горизонтально, между небом и землей. Синяя переливающаяся струя искр бьет и разлетается искрами где-то между ног. Я с трудом поворачиваю голову и вижу как поднимается ёлка со стула и как бьет синий луч, как разлетаются деревянные осколки и лопается трансформатор, а я всё еще в полете и вижу как движется объятый электричеством начальник кладбища. Выкручиваю шею и вижу как бьется в конвульсиях длинная фигура с поднятым оружием, а из клинка льется вверх ярко-синяя энергия, расплываясь черным живым пятном на потолке.
— Ты тоже молчал! — кричит то, что было казнено, — Ты тоже молчал!
Бок взрывается болью, кажется достал меня гад.
***
Четвертый сон за один заход это уже много. Я поднялся с пола, в который уже раз и осмотрелся. Вокруг белым-бело будто в облаке находишься пушистом и светлом. Ярко светит солнце, но не может разогнать туман вокруг.
Из тумана навстречу выходит белая, сияющая фигура, похожая на ангела и я отступаю. Я тоже в белом. Широкие рукава, свободная легкая, как паутина одежда, жаль такое бывает только во сне.
— Теперь ты понял? — спрашивает фигура и подходит ближе. Я вглядываюсь в неё и узнаю. Это Федор Крюков, изменившийся напрочь, его светлая копия. Он весь в белом, гладко выбритый, причесанный, а может быть и постриженный. Никаких морщин, кругов под глазами, прыщей. Даже походка и постановка головы изменились.Теперь он уверенный в себе и своих силах, шагает так, как будто перестал бояться навсегда. Держит голову прямо, как римский император. Смотрит на меня так, что мне хочется опустить глаза, а не наоборот.
— Здравствуй, Игорь. Теперь ты понял?
— То что ты хотел сказать? Думаю да.
— Расскажи мне. Расскажи им. Ты хочешь выйти?
— Я еще немного побуду. Это последняя сцена? Это всё, что ты хотел показать?
— Я ничего не показываю. Меня здесь нет. Разве ты не видишь? Это просто твой сон и работа подсознания. Что ты понял?
— Ты изменился. Похорошел. Умылся даже. Есть попить, а то в горле пересохло?
Он было потянулся куда-то идти, но замер.
— Может есть, а может и нет. Что ты делаешь, Игорь?
— Ищу символы. Вот же… Во сне не могу соврать. Правда, и ничего кроме правды. Спроси меня о чем-нибудь постыдном, посмотрим, смогу ли я увильнуть?