Тем не менее во сне долго не постоишь, приходится выдвигаться. Я шагаю вдоль труб, а они тянутся, извиваются, перекручиваются в какие-то неестественные стяжки уходят в потолок и через метр возвращаются из отверстия сверху.
На уровне полуметра от земли идет одна труба, самая широкая в диаметре и только она ведет себя «ровно» и не извивается как пьяная девчонка на дискотеке. Иногда на ней что-то лежит. Грязная серебряная ложка, на кончике которой еще засыхает остаток паштета из консервы. Пачка из-под сигарет с одной папиросой внутри — я замер на мгновение, но понял что не очень и хочется курить. Пепельница из пивной банкой под трубой, там даже есть окурки со следами помады (и откуда здесь взяться женщине), корзинка с мятыми обрезками разноцветной ткани, открытая банка краски и кисточка засохшая лежит рядом. Обертка из-под конфеты. А вот оно что. Я опять остановился. Да, это она. Знакомый фантик. А вот и встреча которую мне обещали.
— Заканчивай игры, Федя! Где ты там?
В конце коридора вспыхнул свет. Значит эти трубы ведут не в бесконечность и во сне что-то заканчивается и начинается. Маленькие щупальца добегают до финала и уходят вверх. Прямолинейные широкие по обе стороны врезаются по обе стороны белой двери. На ручке двери висит широкополая черная шляпа.
Я делаю шаг как слышу противный звук. Такой скрип, будто-то чем-то острым и скрипучим тянут по металлу. На широких трубах возникают царапины и они бегут в мою сторону, увеличиваясь в течении как речки и там где рисуется царапина с визгом вылетают искры.
Царапины приближаются одновременно с двух сторон и мне кажется, что сейчас разрежут на две части, но они бегут мимо и также исчезают в стене.
Я продолжаю свой путь и остановившись у выхода ногой сбиваю головной убор, не хватало еще эту гадость руками трогать. За ручку все-таки браться нужно, я должен войти и посмотреть что там с той стороны.
***
Дверь открывается легко, с негромким, похожим на мурчанье скрипом. Если в коридоре было жарко, то здесь раскаленный ад, с тысячами чадящих огромных наполненных маслом котлов. Жара выталкивает меня назад, так что приходится пропихиваться сквозь воздух, как сквозь огромный кусок ваты. Я обливаясь потом закрываю за собой дверь, такое воспитание. Пот по спине течет рекой, пот струится из ушей, глаза на мокром месте, волосы влажные и торчат клочьями в разные стороны.
Это огромное круглое помещение, наполненное туманом как сауна жарой. Над головой раскачивается на цепи огромная лампа, на абажуре уселась сова и слепо смотрит вниз. Вокруг в стенах дверцы десятками, за дверцами прыгают языки огня. Это печи, много печей ожидающих своих дров, а посередине зала главный истопник сидит на табуретке сгорбившись и чистит картошку. Откуда я это знаю?
— Это же сон, — говорит человек, — здесь все всё знают. Захватил мою шляпу?
— Здравствуй, Федя. Наверное нет.
— А помнишь как ты меня бил? — произносит существо и медленно оборачивается, — ага, бил. Кровь пускал. Пугал. Оборотней подсылал. Хочешь конфетку?
Он размахивается и кидает, но я делаю шаг в сторону и маленькая вещица падает рядом. И, правда, конфета. И откуда он их берет?
— Это сон, — отвечает Федя Крюков, — здесь есть всё. Сгоняешь за шляпой?
— Сам сходишь. Что в моём сне забыл?
— А ты уверен, что он твой?
Я вижу нож у него в руке, а во второй лапе картошку, которую он недочистил.
— А ты кто?
— Что? Да ты подходи, не бойся, Игорь.
Я продолжаю стоять и рассматривать нежелательный элемент своего сна.
— Ты ведь не Федя. И манера речи не та и голос изменился. Кто ты, дядя?
— Я?
Он оборачивается и я вижу изуродованное ожогами лицо, голова его представляет одни сплошные рытвины и ни одного волоска на лысом черепе. Да, это наверное Федя, но обгоревший почти до костей.
— Федька, я. Вон и конфетки на месте. А что насчет голоса, так попробуй без связок поговорить, хорошо что не чирикаю как евнух, а наоборот. Мне нравится, по мужски звучит, грубо.
— Ты не Федя. Отмазка хорошая, но нет. Кстати как ты выжил? Зачем вообще в огонь прыгал? Дурачок?
Он прищуривается, нет ни бровей, ни ресниц, но где-то там под сгустками обгоревшей плоти есть не лопнувшие от жары глаза.
— Я просто Федя Крюков. Просто ФК. Клянусь моей перчаткой.
Он торжественно поднимает правую руку и шевелит кожаными пальцами, обернутыми в перчатку как в пищевую фольгу. Из каждого пальца торчит длинное тонкое лезвие.