Генерал не может надолго пропасть. На него ведь работает целый штат людей. Там же их десятки, и не все такие тупые, как эти два мертвых охранника. Если навскидку то заместитель командующего уже должен знать, куда отправился генерал и когда должен примерно вернуться. Ещё есть начальник штаба, который контролирует работу штаба и координирует все подразделения. У начальника штаба есть заместители, которые командуют разными направлениями — логистикой, охраной объекта, обороной. Есть оперативный отдел со своими офицерами и рядовыми. Разведывательный отдел, который ждёт, когда же генерал передаст им бумаги на изучение и подпись. Логистический отдел должен отправить нас восвояси, а может, вручить новое задание. Организационно-мобилизационный отдел туда же. Технический отдел. Правовой. Секретариат штаба, который без генерала как рыба без воды. Психологический и медико-санитарный отдел. Связной и информационный отдел может желать моей головы. Инструкторы и тренеры. Аналитики и исследователи. Вся эта уйма народа без генерала жить не может спокойно. Какой-то временной промежуток он заложил для своего визита, но точно не сутки и даже не десять часов. Допросы длятся и дольше, но не генеральское это дело пленных воспитывать. Значит, высокого начальника рано или поздно спохватятся, и они знают, где его искать.
К чему такие мысли? Что сказать хотел, курьер?
Рано или поздно вся эта обслуга спохватится и придёт сюда. Мне нужно потянуть время как можно дольше, потому что в прямом поединке шансов выжить нет. Если только мачете в руки попадёт, но я видел, как быстро двигался упырь и как управлялся с оружием псевдоразведчик. Нет. Время — мой союзник.
— Я тоже люблю кино, — прокашлялся я и отодвинулся от пронзительного взгляда.
— Чего?
— Ну, кино. Боевики.
— Ты думаешь, это спасёт тебя?
Кончик мачете глухо стукнул о пол. Проехался, чертя полоску под ногами, от противного звука заболело ухо.
— Умирать так хоть красиво. С последней речью злодея. Чтобы все карты на стол, чтобы понять кто и за что.
— Время тянешь, — кивнул разведчик, и стало холодно. Не удалось. Не помогло. Он не тупой и не самодовольный болван. Но я хотя бы попытался.
— Не старайся. Ты помощи не дождёшься, салага. Даже если они сейчас выбьют двери, ты умрёшь быстрее, чем появится внутри солдатский сапог. Вот так.
Умирать страшно не хотелось. Не в этом цементном блоке, врытом в землю, где-то на краю света. Вспомнилась мама, которая ждала не похоронку, а сына, отец, который взял слово, что вернусь живым, вспомнилась школа и перекуры под окнами столовой, Вика — первая, Танька — изменщица, хоть и огненная в постели. Небо, такое синее после грозы, земля, которая в деревне пахнет лучше, чем в городе, вкус хороших сигарет и приятное опьянение после шампанского на Новый год. Нет, я определённо не должен умереть сегодня.
— Знаю. Но последнее желание всегда последнее желание.
— В живых оставить? Не могу. Приказ. Не нужно было воевать против нас, щегол. А раз взялся за оружие, то хоть не умоляй о пощаде. Феликс сделает всё быстро и безболезненно. Верно, Феликс?
Упырь заурчал и гавкнул в мою сторону, будто обругал.
— Вот так имя, кошачье. А ваше как? А то умру, так и не познакомимся.
— Моё? — он похлопал пачкой бумаг по руке, — а вот тут оно есть, в списке. Хочешь прочитать?
Почему-то мне не хотелось. Это как последний шанс. «Я не видел вашего лица — не убивайте меня».
— Не нужно. Всё равно никого не узнаю. Я человек маленький — посылки между штабами разношу.
— Одного ты там точно знаешь, — засмеялся враг, — генерал мог бы догадаться, если бы до конца дошёл.
— И как это?
— Что?
— Предать свой народ.
Слово, как мачете, ударило собеседника сильно и причинило боль. Кажется, я перегнул и сейчас моя голова покатится по земле, добавляя красного в местную палитру, так и не узнаю имя предателя. Он так побледнел, но жалко ли его? Скорее мой страх только усилился. Так с палачами не разговаривают.
Я поднялся. Медленно, по стеночке, оставляя тёмный след на почти белой стене. Встал и выпрямился, упираясь спиной для равновесия. Ноги предательски дрожали, выдавая трусость человеческую. Взглядом я упёрся предателю в подбородок, потому что не мог выдержать его насмешек, но умирать я собирался стоя, а не на коленях.
— Сядь, — сказал предатель. Он сказал это тихо, чётко и скривив рот от отвращения, — сядь, щегол.
— Нет, — я звучал тише, как мышка пищит из глубокой норки. Но хочется верить твердо. Люди не сдаются.