— Закуришь, боец?
Я отказался, хотя курить хотелось.
— Ну давай, закурим, товарищ, по одной.
Хочется страшно, но руки слегка дрожат. Не хочу, чтобы он это заметил — у этого деда взгляд цепкий, работа у него такая.
— Откажусь. На дорожку можете дать одну.
— На дорожку, — хмыкнул он, — ишь ты.
— Я задержан?
— Да просто поговорить тебя позвали, не петушись, боец. Или как у вас там правильно… курьер?
— Военно-полевая почта, — уточнил я. — Говорил же, в штабе отсиделся, писарем.
— Ну да, ну да.
Завозный закурил, пытаясь пускать дымные кольца, но выходило плохо. Был у меня знакомый, тот мог кольцо из дыма на шею гоблина посадить и не задеть его кривой нос.
— Не всем с вурдалаками в штыковую да с серебряными кинжалами, — задумчиво протянул он.
Тишина. Он тянул паузу, задумчиво смотрел на меня, явно вызывал на эмоции, пытался заставить нервничать.
— Знаешь, что случилось в городе?
— Дети пропали, знаю.
— Откуда знаешь? — сразу оживился мент. — Не ты ли причастен?
— Отец сказал. Да и весь город знает, интернет гудит. Зачем меня в наручники затянули, из дома забрали? Хотите предъявить что-то? Не тяните. Я весь день на работе был, куча свидетелей, камеры работали.
— Как же вы мне все дороги… — Завозный раздавил папиросу о стол и скривился, глядя на результат. — Храбрые поначалу. Молодые, горячие. Полицию не уважаете.
Я ждал, что он сейчас прыгнет, ударит или схватит за шею. Или что по сигналу ворвутся его коллеги и начнут избивать. Но ничего не происходило. Такие допросы могут тянуться часами, выматывая подозреваемого. Но в каком статусе я здесь? Хотелось бы понять. Завозный грустно смотрел на сигарету. Жалко её, что ли?
— Знаешь, где дети?
— Откуда мне знать? Повторяю ещё раз, я был на работе целый день.
— Там ребята сейчас осматривают твоё жильё. Поверь, пароль на компьютере не поможет. Если хоть намёк найдут, что ты связан с этим, поселишься здесь надолго.
— Значит, ждём? — спросил я. — Тогда, может, стоит закурить?
Полицейский долго смотрел на меня, пока я не отвёл взгляд. Удовлетворённо, он полез в телефон и следующие полчаса сидел в нём, пока я маялся, не зная, куда деть руки.
— Ладно, — наконец сказал он, убирая гаджет. — Поговорили с твоим отцом, осмотрели комнату. Если ты и замешан, то хорошо скрываешь это.
— Я могу идти?
— Не спеши. Ещё одно. Помнишь наш давешний разговор? От этого теперь отвертеться не получится, парень.
— Шпионить?
— Помогать следствию. Пропало пятеро детей. Твоих сограждан. Понимаешь? И замешаны в этом, скорее всего, нечистые. Кто ещё мог так сделать — похитить детей, и чтобы никто не заметил? Люди говорят, что это шизофреник с кладбища, но я в это не верю, между нами говоря. Мы, конечно, найдём сторожа и того, кто его скрывает, накажем, но не он это. Не та порода — слишком пугливый чмошник. Ты ведь знаешь, какой силой обладают эти существа. Ты же воевал.
— Но ведь вроде были какие-то соглашения, кодекс о неприменении… — попытался я вспомнить, но полицейский сразу меня оборвал.
— Да какая разница! Политики подписывают бумаги, а дела решаются на месте. Ты и правда веришь в честность «особенных»? Тех, кто явился из ниоткуда, занял наши земли, поселился в наших городах, убивал наших ребят, и даже после войны не раскрывает свои секреты? Ты уверен, что им не нужны наши дети для экспериментов или для добычи какого-то экстракта?
— Но раньше они в таком замечены не были…
— Какая разница, что было раньше, чудак! Это особенные, нечистые, пришедшие — как их ни назови. Ожидать, что они думают, как мы, что у них такие же понятия о чести и жизни, глупо. Ты ведь сам там был, участвовал. Почему ты их прикрываешь?
— Никого я не прикрываю, достали уже! Я просто работаю там. Работа у меня такая! Я работаю на шефа, он мне платит зарплату!
— А теперь ты работаешь на Город! — Завозный вдруг грохнул кулаком по столу. Окурок, вдавленный в столешницу, согнулся и развалился, словно мёртвый червячок. «Теперь точно будут прессовать», — подумал я, но никто не вошёл. Полицейский полез в карман, достал таблетки, проглотил одну без воды. Он тяжело дышал, покраснел, но не сдох у меня на глазах. И на том спасибо.
— Значит так, Игорь. Ты сейчас уйдёшь домой. А завтра выйдешь на работу совсем другим человеком. Нашим человеком, а не ихним. Нам нужна твоя помощь. Детям нужна наша помощь, а нам — твоя. Подумай, чью сторону ты выбираешь.
«С ума все посходили», — подумал я, но промолчал, как всегда.