И тут кто-то спросил:
— Ну и что тут смешного?
Сразу стало тихо.
Я подняла глаза. Передо мной стояла Эстер.
— У меня есть запасное платье, хочешь? — предложила она.
Я удержала слезу, которая вот-вот готова была скатиться по щеке.
— Спасибо! Ты такая добрая!
Эстер перенесла свою сумку и села рядом.
— Вредины, — сказала она Исабелль и Молли. — Вы что, не видите, как Сигне расстроилась?
Они обе надулись и ушли. А мы с Эстер остались одни.
Я надела платье. Как будто на меня сшито! Немножко мятое, но это ерунда. Я посмотрелась в зеркало… и увидела Эстер! Только волосы у меня короче.
— Ну что, мир? — спросила Эстер.
— Мир, — ответила я, и в животе защекотало.
На большой переменке Эстер позвала меня за домик в школьном дворе.
— Через забор больше не полезу, — предупредила я.
— Да я не за этим. Мне нужно рассказать тебе один секрет.
Мы куда-то побежали. Я аж дрожала от любопытства. Какой ещё секрет? Эстер за руку тянула меня за собой. Бегает она уж точно быстрее, чем я.
Наконец мы, спотыкаясь, забежали за домик.
— Это грустный секрет, — сказала Эстер, когда мы отдышались.
— Почему? — спросила я, и в животе у меня завязался узел.
— Только ты никому не рассказывай. Обещаешь?
— Обещаю!
— Зуб даёшь?
— Даю, — кивнула я.
И Эстер рассказала, что её папа часто ездит в командировки. Иногда ей даже приходится оставаться одной ночью.
У меня руки покрылись гусиной кожей.
— И ты не боишься темноты? — спросила я.
— Я включаю свет. А иногда и телевизор. Но если кто-нибудь прознает, что папа оставляет меня одну, мне, наверное, придётся переехать. А я не хочу, — сказала Эстер. — Мы и так уже столько переезжали.
— Честное слово, я никому не скажу! — пообещала я. — Я тоже не хочу, чтобы ты переехала.
Мы помолчали. Эстер бросала камешки в забор.
— Ты об этом ходила говорить с Маргаретой? — спросила я.
— Ну… она спрашивала в основном про маму. А про папу я ей не особенно рассказывала.
Вечером я снова надела шнурок Эстер. Да, такую тайну хранить нелегко. Я-то привыкла всё рассказывать маме с папой. Язык предательски чесался. Но эту тайну разбалтывать нельзя! «Зуб даю», — прошептала я, прежде чем уснуть, и сердце у меня застучало, как барабан.
Глава двенадцатая
Мне снилось, что за мной гонится большой голодный медведь. И тут где-то вдалеке зазвонил мобильный. Знакомая мелодия. Это мамин. Из мамино-папиной комнаты донеслись голоса, и я проснулась. Мама с папой говорили шёпотом, но я всё равно расслышала имя Эстер.
Я вскочила и сонно спросила:
— Что случилось?
— Звонила Эстер. Она хочет, чтобы я пришла. У Гарбо вот-вот родятся котята.
— Я с тобой!
— Нет. Ночь на дворе, — сказал папа.
Но я не сдавалась. Мне обязательно надо быть там!
— Завтра же воскресенье!
Мы ещё немножко поспорили, и мама сказала:
— Ладно, пошли.
Я окончательно проснулась, сон как рукой сняло. Мы оделись и зашагали по тихим тёмным улицам. Я держала маму за руку. Холодный воздух проникал мне в грудь и выходил изо рта облачком пара. Как же всё интересно!
— Скорее, — сказала Эстер, открыв нам дверь.
Мы с мамой сбросили кроссовки.
Когда мы вошли в комнату, Гарбо жалобно мяукала и дышала открытым ртом.
— Она хочет, чтобы мы побыли с ней, — объяснила мама. — Кошкам, когда они рожают, нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
Я опустилась на колени возле Эстер.
— Нужны одеяльце, чистые полотенца и ножницы, — распорядилась мама. — Ножницы надо сначала опустить в кипяток. Сумеешь?
— Конечно, — ответила Эстер и убежала за полотенцами и всем прочим.
— А ты поищи бумагу и ручку, — велела мне мама. — Будешь записывать, что происходит.
Я знала, что бумага и ручка есть на кухне.
— Хорошо, что корзинка Гарбо стоит возле батареи, — говорила мама. — Котятам, когда они появятся, будет тепло.
— Как здорово, что вы пришли! — сказала Эстер.
— А где твой папа? — спросила мама.