— Мне не разрешают есть конфеты посреди недели.
— Но они такие вкусные! И там внутри жвачка.
— Тогда ладно, — сказала я. Жвачка — это не совсем конфета.
Какое-то время мы шагали молча. От карамели во рту было сладко.
— Кстати, а твою маму зовут Грета Гарбо?
Я и не ожидала от себя такого вопроса. Он как-то сам…
Эстер опустила глаза. Она сосала карамель, и белая палочка двигалась у неё во рту от щеки к щеке… Потом Эстер остановилась и посмотрела на меня:
— Нет. Я сейчас скажу тебе кое-что.
— Что? — спросила я.
— Моя мама умерла.
— Ой! — Я пожалела, что спросила у неё про маму.
Но Эстер прибавила:
— Я не верю в бога или что моя мама — ангел и живёт на небе. Поэтому выдумала про Грету Гарбо. Пусть она будет как бы моя мама. Бабушкина любимая актриса… Вот вырасту — и тоже стану актрисой!
Я не придумала, что ей ответить, и просто кивнула. До самого подъезда мы молчали.
Эстер набрала код. На этот раз мы поднимались по лестнице медленно. Эстер сказала, что не стоит бегать с чупа-чупсом во рту.
Она открыла дверь квартиры и крикнула:
— Я дома!
В прихожей было темно, и Эстер поскорее включила свет.
— Сегодня тоже никого, — объявила она. — Пошли, покажу тебе кое-что.
И она повела меня прямо в гостиную.
— Что покажешь?
— Вот! Она всегда прячется за диваном.
И Эстер протянула руку, будто волшебник, который сейчас покажет фокус.
— Ой! — сказала я.
В корзинке возле батареи свернулась на мягком одеяльце кошка.
— Её зовут Гарбо. Нашу толстую кошку.
— Кошку зовут Гарбо? — Я хихикнула.
Эстер посмотрела на меня и вскинула бровь.
— Да, Гарбо.
— Ничего она не толстая. Она такая милая!
— Смотри, у неё котята будут. Вот-вот родятся.
Я опустилась на колени и осторожно погладила Гарбо по спинке. Кошка тут же замурлыкала.
— Какая она чудесная! — сказала я. — А сколько будет котят?
— Понятия не имею. Если хочешь, одного можешь взять себе.
— Правда?
Эстер с серьёзным видом кивнула и объявила:
— Я в туалет, а потом опять сделаем тосты.
— Ладно! Подожду у тебя в комнате.
Эстер убежала, а я полезла по лесенке на её «чердак».
Я снова взглянула на фотографию Греты Гарбо и улыбнулась. Теперь я могу сказать маме с папой, что Эстер вовсе не наврала. Она просто выдумала. Чтобы было не так грустно жить без мамы.
Я уже собиралась спускаться, как вдруг заметила серебряную цепочку, висевшую над ночником. В прошлый раз её не было. На цепочке блестело золотое кольцо с красным камушком. И оно… очень-очень походило на бабушкино…
В животе завязался узел. А вдруг Эстер всё-таки взяла кольцо? Я на чуть-чуть перестала дышать. Надо набраться смелости и спросить.
— Идёшь? — крикнула снизу Эстер.
— Иду!
Когда я слезала по лесенке, сердце стучало, как барабан.
На этот раз дело пошло быстрее. Я уже знала, где лежит всё, что нужно для теста.
— Ты чего такая? — спросила Эстер, когда мы сели за стол.
— Ничего.
— Всё молчишь.
— Да? Просто есть хочу.
— Я тоже, — сказала Эстер.
Мне захотелось посыпать тосты сахаром и корицей. Оказалось даже лучше, чем я думала: вкус был какой-то рождественский.
— Ты не можешь попросить, чтобы тебя и завтра ко мне отпустили? — поинтересовалась Эстер.
— Но завтра же суббота!
— Да, но папа будет на работе, а одной так скучно.
— Ладно, — сказала я. — Спрошу, когда папа сможет меня забрать.
— Здорово! Только и про котёнка не забудь узнать.
— Не забуду ни за что!
Когда в дверь позвонили, я побежала открывать. Эстер с папой поздоровались. Эстер даже руку протянула. Папе, кажется, это понравилось. Потом он терпеливо выслушал все мои вопросы.
— На всё так сразу не ответишь. — Папа задумался.
— Опять «утро вечера мудренее»? — спросила я. — Ну тогда я точно с ума сойду.
Эстер засмеялась.
— Конечно, можешь и завтра прийти, — сказал папа и добавил, обращаясь к Эстер: — Если только твои родители не против.
— Не против, — быстро ответила Эстер.
— Тогда договорились. А насчёт котёнка мы подумаем. Нужно поговорить с мамой.
По дороге домой я взяла папу за руку.
— Оказывается, мама Эстер умерла, — сказала я.
— Да? Бедная девочка!
— А её кошку зовут Гарбо.
— Правда? — Папа немного удивился. Или мне показалось? — Я сразу подумал о чём-то таком. Ведь Греты Гарбо давно и на свете-то нет.