- Я вышел из детдома, я на два года старше Чейзи, поэтому я раньше выпустился с детдома. Всё это время я приезжал к ней, мы писали друг другу письма, в которых она рассказывала мне про свои мечты и архитектурные проекты. Однажды, поразившись её чертежам, я предложил отнести их в одну контору по строительству. Но она была слишком скромной. Поэтому я решил действовать сам. Так как был уверен, что моя маленькая девочка достойна того, что бы её мечты осуществлялись. Чейзи взяла с меня слово, что б никто не прознал о девушке-архитекторе, преподнести чертежи от своего имени. Так я и сделал. Компания была потрясена такими чертежами, и меня безоговорочно взяли на роботу. Так и началась моя карьера героя-шарлатана. Я разбогател, приобрёл популярность, вовсе этого не хотя! Я лишь желал видеть улыбку на её маленьком личике.
"Я хочу жить в центре города, на самой высокой башне, которая будет словно под шапкой-невидимкой," - сказала мне однажды, когда мы играли в домике на дереве.
Эти слова я пронёс через всю жизнь. Накопив денег, на её совершеннолетие я решил осуществить её детскую мечту. Чейзи разрабатывала план чертёж журналистского офиса ещё с тринадцати лет. И вот на её день рождения строительство этой самой "башни под шапкой-невидимкой" было завершено. Она прямо с детдома, переехала в свой многоэтажный, спланированный до детали дом-загадку. Сквозь одностороннее зеркала можно видеть всё, что происходит в офисах. А у окна самой высокой башни весь город был как на ладони. Подняться на эту башню можно только с тайного дома. В тайном доме есть даже лифт. Дом имел четыре этажа плюс верхний с видом на город и подземный ход, который вёл прямо к фонтану в центральном парке. Попасть в него можно было только имея кулон-ключ.
Мистер Лин достал из-за пазухи подвеску, на которой висел серебристый кулон капельной формы, а на нём был выпуклый цветок.
- Колокольчик... Её любимый цветок. Чейзи была больна. Её тело пронзало судорогами каждый раз, когда она хоть немного замерзала. Каждая зима, осень, даже просто прохладный летний дождь, вызывал приступы ужасной боли. Она ненавидела себя... Ровно год назад, когда наступали холодные осенние вечера, я шёл в наше уютное логово. Да, я жил вместе с ней. Я любил её всю свою жизнь, и она прекрасно об этом знала, но опасалась всяческих проявлений любви. Я не знаю, что произошло с ней в детстве, но это травмировало её на всю дальнейшую жизнь. Мне так хотелось её спрятать, укрыть от мороза и людей как хрупкий цветок... Но когда я пришёл домой, было уже поздно...
Последние капли виски с трудом пролились в горло. Мне стало так жалко его, что я подвинул свой стул поближе к его и обнял.
- Когда я пришёл... Когда я пришёл её бездыханное, холодное тельце лежало на полу у окна с видом на город, а возле неё лежала разбитая в дребезги тёмно-синяя чашка с явными остатками кофе... А на столе лежала записка. Как оказалось она больше не могла терпеть эти боли и подмешала себе в кофе чрезвычайно большую дозу лекарства... В записке... на которой остались мокрые солёные следы, она просила принять её выбор и смириться... У неё было лишь одно желание - завершить постройку галереи искусств, которую мы откладывали уже как полтора года. А с обратной стороны влажного листка было большими буквами написано: " Я ПРОСТО ХОТЕЛА ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СОГРЕТЬСЯ".
Мужчина замолчал на несколько минут, опустив голову вниз. А потом резко поднял и сказал:
- Бэн. В этом чемодане чертёж того самого здания, фотографии всякие записки и прочее. Возьми это себе... Я больше не могу носить этот тяжёлый груз, сохрани это у себя сколько сможешь, а потом передай секрет тому, кого считаешь достойным, - умоляюще попросил меня он, протягивая чемодан. - Через три дня закончится строительство галереи... Мне больше не зачем жить, я исполнил её последнее желание. Осталось лишь перерезать красную ленточку...
И на самом деле через четыре дня все газеты гремели о смерти великого архитектора. Он всё-таки перерезал красную ленточку... "
- А теперь я старый дед, который всю жизнь пытался расшифровать эти чертежи, но увы. Дурак, - вдруг переключился на более весёлую ноту дядя Бэн. - Аллен, ты тот, кого я считаю достойным, не моя дочь, ни мой внук, ни даже я не были достойны такого подарка. Но ты! Теперь ты знаешь всё! Теперь главное умно этим воспользоваться, - в приказном тоне сказал старик.
Аллен, словно выйдя из-под гипноза, встрепенулся и сказал: