Она говорит, что у рыб есть боковая линия – орган, с помощью которого они чувствуют колебания воды.
Она говорит, и всем скучно. Ира перелистывает страницу и набрасывает корявую фигурку. Подписывает внизу и показывает: человек- карась. Способность: чувствовать колебания. В конце концов, он «заколебывается» и превращается в акулу. У Иры хорошие идеи, но с рисованием проблемы, и Роза подписывает снизу: «Больше похоже на человека-плохой-рисунок-с-раздутым-правым-глазом».
Роза – плохой рисунок. Или рыба. Здесь в общем-то не важно. Важно, что она может чувствовать темноту. А темнота – темнота называется Тьма – чувствует ее.
И хочет растворить.
Роза сделала еще шаг. В правой ладони она сжимала рукоять кинжала. Сама рукоять была холодной, и от нее по тянулась холодная нить. Она оплетала каждый сосуд и помогала удерживать в мертвом, чужом мире.
Еще шаг.
«Не отпускай рукоять, -- сказала себе Роза, -- если отпустишь – умрешь».
Она опустила взгляд. Кинжал было видно даже сквозь темноту. Черная сверкающая рукоять… отчего она сверкала, если не было света? Материал напоминал обсидиан. Но это точно был не он. Что-то другое. Знакомое и страшное. Роза не могла вспомнить, понимая только, что нужно держатся за него.
Лезвие слишком белое для стали, слишком металлическое для кости. Оно было изогнуто волной, волна словно продолжалась в гарде… откуда Роза знала, что эта часть называется гардой? Острие кинжала переходило в шип, и весь он в целом напоминал то ли хвост дракона, то ли ногу балерины.
Он был легким, мягко лежал в руке, и самое главное…
Он был ее.
-- Был, -- повторил чей-то хриплый голос, разорвав тишину, -- теперь наш. И ты никогда, никогда не вернешь его.
-- Но он уже у меня в руке, -- отозвалась Роза, глупо озираясь по сторонам.
-- Только его образ, -- поправил другой голос, смеющийся, -- ты ведь спишь дитя.
-- Можно подумать, я не знаю, -- Роза почувствовала себя очень глупо. В своем собственном сне. Наверное, что-то не так с ее самооценкой.
-- В любом случае, -- медленно протянул хриплый голос, -- сделка завершена. Десять лет миновало, и теперь они тебя чувствуют.
Роза огляделась, но никого не увидела. Ей стоило испугаться, но она не могла. В этом месте даже чувства умирают.
-- Кто – они?
Голоса засмеялись.
-- Конечно же, демоны, моя дорогая, -- отозвался мягкий, молодой, -- и тени. Они уже идут за тобой. Друг за другом, вереницей, как крысы из сказки.
Роза вспомнила про желтые глаза и черные клыки.
-- Крысы из сказки в конце концов сдохли, -- бросила она в пустоту.
-- Как и дети, -- отозвался смеющийся голос.
Роза почувствовала, как натянулась идущая от кинжала нить.
-- Кто вы? – она старалась заметить хоть кого-нибудь, но вокруг была только чернота. Плотная, непреодолимая чернота.
-- Так ли важно? – спросил хриплый голос. – Даже если мы назовемся, ты все забудешь. Ты никогда не запоминаешь снов. Ты и так задержалась, дитя. Проснись.
-- Проснись! – эхом отозвалась Ира. Она тряхнула Розу за плечо. Она открыла глаза и огляделась. В салоне такси пахло елкой, и Роза сморщилась от знакомого отдающего нафталином запаха. Эти освежители до сих пор делают?
Ира перед ее расплывающимся взглядом хмурилась.
-- Ведьмы? – переспросила она. – Тени? Ты опять смотрела ужастики?
Роза сморщилась.
-- Я говорила во сне?
Она кивнула.
-- Так что тебе снилось?
-- Откуда я знаю, -- пробормотала она, растирая лоб, -- я никогда их не запоминаю.
* * *
Одной рукой Роза держала пузатую бутылку колы, другой обнимала пачку чипсов и попкорна. Пальцами она умудрилась захватить пакет конфет, а в зубах держала упаковку кексов. В такие моменты она любила дождливые дни: Ира собиралась смотреть футбол на школьном стадионе, и Розе пришлось бы сидеть на мокрой, холодной трибуне, делать вид, что футбол – жутко интересное занятие, а самой украдкой смотреть в телефоне что-нибудь из Тарантино.
Но ливень был такой сильный, что они насквозь промокли, пока добрались до ее дома. Ни о каком футболе не могло быть и речи. Вместо этого кино и несколько раундов, по настоянию Иры, в одной из этих жутких игр, где приставка приказывает повторять движения, и ты не то танцуешь, не то корчишься в конвульсиях.
-- Где ты? – закричала Ира из зала. – Я уже выбрала песню.