Брюнет с едва заметной ухмылкой в уголке губ просто продолжал спокойно стоять и наблюдать. Два барных придурка уже чуть ли ни пеной исходились, отпуская маты, харкая на тротуар, хоркая как чахоточные, хрюкая как туберкулезники, и всеми силами старались спровоцировать на агрессию, пока первый не сделал это пьяно-нервно-рваное движение, целясь зацепить кулаком скулу брюнета, и мгновенно получил прицельным четким ударом в глаз. Откинувшись, пошатнулся, но с парой петляющих шагов устоял, глотая, видимо, кровь или желчь, что там у него в ротовую полость сомнительного содержания из нутра выплеснулось. Второй, после подобной демонстрации, не рискнул напасть, но щедро облил йадом слов.
– Да я тебя еще достану! – прохрипел первый. И тут послышались пьяные женские голоса:
– Сивый, он че, тебя бьет? – пара дам, по виду недалеких от сотрудниц публичных домов, плелись к ним, но притормозили в стороне, наверное, не решаясь влиться в потасовку, дабы не получить памятный знак. Сделали вид, что остановились покурить. – Че ты на эту шлюху время тратишь, Сивый?! – обиженно прокуренным голосом крикнула вторая из женщин, по виду явно принадлежавшая к древнейшей озвученной профессии.
– Да идем мы ху..! – рявкнул Сивый. И с короткими ежеминутными оборачиваниями, они скрылись во тьме этих злачных закоулков.
– Да он зассал, вот-вот чуть в истерику не впал, мы его трогать не стали… – бубнил второй, отважно теперь описывая свои подвиги.
Брюнет, проводив взглядом эту шушеру, обратил взор к девице.
– Ну, рассказывай.
– А?! – оторопело встрепенулась она, не веря еще, что всё рассосалось.
– Как дело было, рассказывай. За авто – напиши заявление, я помогу. У меня силовики знакомые. Сам тут… застрял…– он снова подошел к машине и пристально оглядел бампер. На нем красовалась приличная ссадина, видимо кто-то нехило боднул. – Но чинитель беспорядка скрылся, а я патрульных жду. Так что, прости, сейчас подвезти не смогу. Но ты лучше оставайся со мной, так будет для тебя безопаснее. Иди погрейся в машине. Как тебя зовут?
– Мэри... – она как завороженная стояла и слушала в темноте улицы его голос. Его слова. Спокойные и размеренные. Кажется в тот момент этот голожопый Купидон и воткнул в неё стрелу с сердечным наконечником…
– Повторить?
– А, что?
– Повторить? – вырвал из воспоминаний голос бармена. Мэри очнулась: она сейчас сидит в этом же баре и надеется, что снова случайно столкнется с ним, хотя абсолютно понимает, что в таких местах ему просто нечего делать.
– Повторю, – обронила шатенка и встала из-за барной стойки, направляясь к выходу.
Она всё повторит снова. И попытки его достать, и поиски замены, и падение в грех. Отчаянное и безумное падение. В сущности, кто она такая? Журналист, шныряющий по злачным местам в поисках сенсаций, или писатель любовных романов, проверяющий возможные сюжетные линии прямо на себе?
Ну конечно, журналистикой Мэри зарабатывает себе на жизнь, но ведь всегда хочется чего-то большего, попсового, чтобы, как у Чижа с его Ко, всю жизнь получать гонорар. И Мэри тихо пропела:
Мою книгу прочтут тысячи глаз,
Мою книгу раскупят сотни рук.
Мое солнце мне скажет - это про нас,
Посмеется над текстом лучший друг.
И я стану сверхновой суперзвездой:
Много денег, машина, все дела,
Улыбнувшись, ты скажешь: "Как крутой!"
Я тебя обниму - ты прав.
И тогда ты станешь только моим!
Все рассветы встречать, станем мы,
Вечерами скандалить - это про нас!
И мириться потом, до зари.
– Да, все так и будет, вот только когда? – усмехнувшись собственным мыслям, девушка направилась в сторону городского парка, к укромным темным аллеям, к сладковатому запаху свежескошенной травы и тихому шепоту столетних деревьев.
В глубине парка слышалась мелодия, кто-то играл на саксофоне. Мэри прислушалась к мелодии и с удивлением поняла, что мысли из ее головы передались и неизвестному ей музыканту. Он играл песню Чижа «О любви», только что так забавно переделанную ей под себя.
“Может он мысли читает?”
Мэри очень захотелось посмотреть на музыканта, и она направилась на звук чарующего саксофона.
Молодой, рыжий, с огненной шевелюрой волнами, парень играл на саксофоне совершенно один. Да и место он выбрал, кажется, специально, как и искала Мэри: где можно уединиться и полностью отдаться своим чувствам.