Луиза (накрывает его ладонь свободной рукою). Да как здесь чего-то бояться, если каждый день твой прописан? Если за тобою следят и дрессированным светом и огоньками…
Генри. Послушай, милая, твои поля, может быть и хороши (замечает ироничную усмешку на лице Луизы, поправляется), ладно-ладно, без «может быть». Просто хороши. Но они опасны. Они не обрабатываются. Там растут дикие цветы. Мальчишки пьют колодезную воду! Прямо из колодца. Без кипячения! Без обеззараживания.
Луиза. А от этой воды несет йодом.
Генри. Но она безопасна. Она полностью стерилизована. Ею можно пользоваться без опаски. По улицам можно ходить в любое время суток. Можно не бояться того, что кто-то тебя собьет на пешеходном переходе или…попытается отобрать сумочку. Да, тебе все это не по нраву, я знаю, что ты на юге знала другую жизнь, но то – дикая жизнь.
Луиза не отвечает, продолжая сидеть, она составляет тарелки в одну, собирает приборы, салфетки, старается не смотреть на Генри.
Генри (все также мягко). Луиза, большой город – большие возможности. Большие возможности – большое развитие. А дальше – власть, триумф, слава – все, что угодно! В этом городе нет эмигрантов, нет преступников…здесь нечего опасаться. Без пропуска человека даже не выпустят из дома и не впустят в него. Луиза, это не просто город – это безопасный мир, идеальный мир. Здесь все можно есть, потому что нет риска подхватить болезнь. Здесь можно дышать спокойно – всюду фильтрация…
Луиза. Такая сильная, что я даже не помню запаха пыли.
Генри (обрадовано). Вот видишь! Здесь просто рай!
Луиза. Пластиковый рай. Воздух, который не воздух. Вода, пахнущая йодом. Овощи и фрукты, от которых нет вкуса, словно жуешь пакет… здесь нет запахов, нет толкучки. Зато есть дорожки, за границы которых нельзя переступать, чертов дрессированный свет, от которого ничего не спасает…и три десятка замков!
Генри. К слову, скоро нам раздадут по ключу от нового замка…
Луиза (с мрачной веселостью) что, от еще одного?
Генри (не заметив иронии). Да, ты представляешь, теперь будет еще один световой отсек проверки безопасности перед лифтом.
Луиза. Надо же! На этот раз от кого? От бродячих псов и кошек? Ах, нет, их же поубивали. От бродяг? Нет, их же выслали прочь! От вирусов? Нет, на нас же обрушивается облако дезинфекции при входе в подъезд… от кого защищаемся на этот раз?
Генри. Световой отсек защищает нас от недостатка витаминов. Он будет, как понял, сканировать организм на предмет того, чему его не хватает, и эта информация будет поступать в Отдел Доставки Питания.
Луиза. Нам всем не хватает солнца. И ветра. И пыли. И дождя…и земли.
Генри. Не говори глупостей… за все есть цена, у меня же нет желания гореть на солнце…или пачкаться в пыли…ох!
Неожиданно хватается за голову. Луиза с тревогой бросается к нему, едва не перевернув стул.
Луиза. Что с тобою? Что? Что?
Генри. Странное чувство…кажется, я болен. Это…туман. Отойди, заболеешь.
Луиза (с досадой, поднимаясь) тьфу ты! Это просто хмель, Генри!
Генри (неловко поднимается, хватаясь за стол) таблетки…мне нужны таблетки.
Генри идет в сторону дивана, вытаскивает откуда-то из-за его спинки внушительных размеров аптечку, расформированную по строгим отсекам, начинает рыться в ней. Луиза собирает оставшуюся посуду, с сожалением оглядывается на окно и гасит свечу.
Картина третья.
Луиза сгружает посуду в белый ящик, закрывает его, засыпает порошком, ящик приходит в движение и начинает жужжать – тихо, но ощутимо. Покачиваясь, проходит Генри, садится за стол, наливает себе стакан воды, залпом осушает его. Луиза не оборачивается на него, вместо этого прикладываясь к своему бокалу с вином.
Генри. Я хочу, чтобы никакого вина больше не было в этом доме. Это отрава.
Луиза не реагирует, отпивает еще.
Генри (повышая голос) И…никаких свечей! Это пожароопасно. Я не буду больше отключать датчики, чтобы рисковать…так.
Луиза нервно дергает плечом, но не оборачивается.
Генри (всё больше впадая в раж) И вообще…почему еще закрыты жалюзи?
Генри встает из-за стола, подходит к окну, раскрывает жалюзи – мертвенный и дрессированный свет в полную силу заполняет комнату. Луиза только поводит плечами. Словно бы пытаясь сбросить с них что-то тяжелое, но не реагирует по-прежнему, глядя на белый жужжащий ящик с посудой и держа в оцепенелых руках бокал с вином. Генри стоит, насупившись, у открытого от жалюзи окна.