Она снова резко разогнула колени, и ноги с грохотом ударились в дверь. Черт побери, у нее была сила, и ей очень нравилось пускать ее в ход!
На этот раз дерево и рама не выдержали. Дверь распахнулась, громко хлопнув о стену.
Если ее похитители спали, то они наверняка проснулись. Марианна подождала немного, прислушиваясь, ожидая появления того или иного хищника, готовая к новым побоям, но ничего не произошло.
Теперь ей надо было освободить руки. Она не раз видела в фильмах, как связанные люди освобождались от пут, перепиливая их об острый край. Но в этой ванной ничего похожего на острый край не наблюдалось.
Бледный свет, лившийся в открытую дверь, был, вне всякого сомнения, светом зари. Она поползла по грязной плитке и оказалась в маленьком коридорчике. Справа была крошечная гостиная, почти полностью занятая диваном и несоразмерно большой плазменной панелью.
Она замерла.
На диване кто-то лежал. Накрытая одеялом большая темная туша. Она попыталась успокоиться, сказав себе, что, если эта туша не проснулась от грохота выломанной двери, значит, она либо мертва, либо скорее в коме, чем просто спит.
При известной осторожности ей удастся выбраться из этой квартиры, надо только как-то развязаться.
Марианна поползла к гостиной. Она обливалась потом, у нее уже болели колени, запястья и плечи.
На низком столике она заметила остатки трапезы: алюминиевый лоток, в котором, очевидно, была лазанья.
Рядом лежала измазанная соусом ложка. И нож.
Рассвет занимался над маленьким комиссариатом. Это было трехэтажное здание, построенное архитектором, которого вряд ли переполняли надежды и амбиции. Весь квартал производил странное впечатление, как будто была допущена ошибка в истории градостроительства: несколько квартир над магазинами сниженных цен с наглухо закрытыми ставнями, гаражные боксы, пустыри под застройку, которые, скорее всего, никогда не будут застроены.
И это все…
Когда Жан-Жан вошел, когда он увидел лицо дежурного полицейского, афишки на стенах, призывающие не садиться за руль в состоянии алкогольного опьянения, и заметил характерный запах сырости, просачивающейся сквозь кирпич, у него возникло очень ясное предчувствие, сравнимое, наверно, с тем, которое мог испытать фельдмаршал Фридрих Паулюс на подступах к Сталинграду: что все это ничего не даст.
Указав им на скамейку в холле, дежурный полицейский сказал, что «по поводу нападений жалобы принимает его коллега, придется подождать здесь».
Ждать пришлось больше часа. Жан-Жан был ужасно подавлен, чувство вины за то, что он сбежал, закупорило горло, как ядовитый дым в трубе мусоросжигателя.
Наконец пришел какой-то человек. Он поговорил с дежурным полицейским, тот ответил ему, указав подбородком на Жан-Жана с отцом, человек обернулся, показав нездоровую кожу того, кто плохо питается и редко умывается, и встретил взгляд Жан-Жана. Он вздохнул и скрылся в кабинете.
Вскоре он вышел оттуда и, сопровождаемый густым запахом одеколона, подошел к ним.
— Слушаю вас.
Жан-Жан не совсем понял, почему полицейский не пригласил их в кабинет и явно не собирается составлять протокол. Но он сказал себе, что все это, должно быть, прошлый век. Теперь он имеет дело с современной полицией.
— На меня напали.
Полицейский понимающе кивнул.
— Я был дома, вошли четыре волка, они хотели убить меня. Я ушел, а моя жена осталась там.
— Когда это было?
— Сегодня ночью.
Полицейский задумался. Надолго.
— Вы звонили жене, чтобы узнать, что с ней?
У Жан-Жана скрутило желудок. Черт! Почему он не позвонил… Почему даже не подумал об этом?
— Нет… Я…
— Он в шоке! — перебил его отец.
— Что?
— Посттравматический стресс… Это влияет на умственные способности, мозг не делает разницы между концептуальным и сенсорным каналами. Поэтому ему не пришло в голову позвонить. В ближайшие часы думать для него будет все равно что вести машину задним ходом в пробке. Вы знаете, что американских солдат, покончивших с собой после вьетнамской войны, было вдвое больше, чем убитых в боях… Это очень серьезная штука… Между прочим, есть возможность терапии…
— Терапии? — спросил полицейский с почти заинтересованным видом.
— В Оксфорде психиатр Эмили Холмс доказала, что травмированным пациентам полезно играть в тетрис, это восстанавливает связи в мозгу и препятствует появлению флешбеков…
— Ладно, ясно… Может быть, месье позвонит сейчас? — сказал полицейский и протянул ему свой телефон.