Жан-Жан взял аппарат и долго смотрел на него, хмуря брови.
— Я… Извините… Я не помню номер…
— Посттравматический стресс! — повторил отец. — Если у вас найдется тетр…
— Нет… Он просто в памяти телефона, а телефон остался дома… Я никогда не набирал его полностью.
Полицейский вздохнул. Жан-Жан почувствовал себя гнилым фруктом на его дежурстве.
— Ладно… Вы сейчас проедете на место с патрулем. Вас это устраивает?
Жан-Жан задумался. Думать и правда было трудно. Может быть, отец прав с этой своей историей про посттравматический стресс. Или ему просто нужен кофе. Или то и другое. Впрочем, какая разница?
— Да… Поедем… но сначала, если вы не против, я хочу связаться с сотрудницей службы внутренней безопасности моего работодателя. Я думаю, она знает тех, кто на нас напал. Она просила меня связаться с ней, если что-то произойдет, ну вот, что-то произошло…
— А ее телефон у вас есть?
Телефон у Жан-Жана был. Он накрепко запечатлелся в его памяти с того дня, когда она дала ему карточку.
Он подумал, что человеческая память вообще полна тайн.
Бланш Кастильская ждала перед домом. Красивая и неподвижная, как античная статуя, изваянная из светлого мрамора.
Когда Жан-Жан позвонил ей, она выслушала его рассказ о нападении, долго молчала, видимо размышляя, а потом сказала, что ей надо самой поговорить с полицейскими. И они договорились встретиться у его дома.
Жан-Жан и его отец поехали туда с полицейским, который говорил с ними в комиссариате и которого коллеги, по непонятной Жан-Жану причине, называли Тичем.
Бланш Кастильская курила, прислонившись к капоту маленькой черной машины. Дождь лился на ее светлые, почти белые волосы, промокшие пряди прилипли ко лбу, как толстые шерстяные нити. Было, мягко говоря, не жарко, порывы ветра, температура которого приближалась к точке замерзания, гнали струи дождя горизонтально. Но Бланш, на которой был только черный хлопчатобумажный жилет, тоже насквозь промокший, климатические условия холодильника как будто не беспокоили.
Машина Тича поравнялась с ней. Жан-Жан вышел и протянул ей руку.
— Как вы? — спросила она, ответив на его рукопожатие.
— Посттравматический шок, — сказал Тич.
— Нормально… Надеюсь, что… Надо посмотреть внутри… У меня… Если…
Бланш Кастильская кивнула.
В тесном лифте, между Тичем и полицейским в форме, Жан-Жану хотелось одновременно сблевать и убежать как можно дальше отсюда. Он был практически уверен, что четыре волка сотворили с Марианной худшее. Если паче чаяния она еще жива, ей нужно будет много времени, чтобы оправиться. Она баба крепкая, с характером, но подобные нападения и не таких ломали. Он сказал себе, что в ближайшие месяцы и даже годы будет нелегко. Она станет делить свое время между работой и сеансами психотерапии. Ей придется «восстанавливаться». Он должен будет ей помочь, быть рядом, когда она погрузится в бездны отчаяния и депрессии.
Оказавшись в коридоре, ведущем к его входной двери, он еще острее почувствовал, что будет не на высоте, и ему захотелось исчезнуть.
Наконец они подошли к двери. Она была приоткрыта, и Жан-Жан счел это зловещим знаком. Он мог бы поклясться, что чувствует сочащийся из квартиры запах смерти. Тич кивнул полицейскому, и тот распахнул дверь настежь.
— Мадам! — позвал Тич неестественно громким голосом.
Замогильная тишина была ему ответом. Они вошли.