Принесли блинчики, и Бланш принялась за них с энтузиазмом.
— Разумеется, в частности, в лоне столь сложной системы, как семья или общество, равновесие динамично, то есть существуют элементы, имеющие тенденцию сохранять статус-кво, и другие, которые могут быть носителями перемен. Это он назвал системогенезом. Системогенез — самый интересный пункт теории Бейтсона для тех, кто хочет изучать поведение индивидов. Как он сам говорил, социальная психология является в конечном счете «изучением реакций индивидов на реакции других индивидов». Этот диалог, эта постоянная коммуникация между тенденциями к статус-кво и тенденциями к переменам.
— Системогенез! — рискнул Жан-Жан.
— Точно!
— И что нам со всем этим делать?
— Ну что, я ведь уже сказала, рассмотрим четырех валков как живую кибернетическую систему. Из того, что рассказала нам Беранжера Мулар, думаю, можно заключить, что Белый, будучи лидером, является тем элементом, который противится переменам, тогда как Серый, озлобленный, наоборот, имеет тенденцию к переменам стремиться.
— И?
— И… я думаю, поскольку система, образованная четырьмя волками, является на данный момент нашей проблемой, нам надо… подтолкнуть ее к переменам. Стимулировать системогенез.
— Супер. Я с вами на сто процентов, но конкретно не очень понимаю, что это дает.
— Надо посеять смуту во властных структурах.
— Да. Понятно. Но как?
— Вы когда-нибудь слышали о феромонах?
Белый весь день размышлял и пришел к выводу, что все всегда сложнее, чем можно было себе представить. Что планы, проекты, стратегии и программы, которые вырабатываются в какой бы то ни было области, будучи воплощены на практике, всегда находят в действительности тысячу причин, чтобы не реализоваться в точности так, как хотелось. Он это знал, это, впрочем, знали все, однако именно это он забыл, как и все это забывали.
Так оно всегда.
Ограбление фургона было делом простым, ясным, стройным, как расчет интеграла с помощью примитивных функций, но потом откуда ни возьмись начались осложнения, все загрязнил сор реальности, новые, неожиданные векторы стали тащить дело в прямо противоположные стороны и отклонять в незнакомые и опасные направления.
Все всегда сложнее, чем можно предусмотреть.
Все всегда дается труднее.
И все всегда занимает больше времени.
После операции с фургоном Белый решил, что они с братьями выждут немного, максимум несколько месяцев. Что потом они разумно распорядятся этими деньгами, «как достойные отцы семейства», чтобы капитал приносил плоды, вложат их с умом, и тогда жизнь наконец изменится. Что они все четверо свалят из этого городка, из этой квартиры, из вонючего ландшафта и будут жить по-другому, в комфорте, достойном компании торговых менеджеров с пятнадцатилетним стажем.
А потом случилась эта история с их матерью.
А потом случился негасимый пожар в голове Черного.
А потом случилась Марианна.
Белый переживал мучительный парадокс любви, одновременно дарящей упоение и повергающей в хаос. Когда испытываешь счастье, открыв что-то новое, и печаль, оставив позади целый мир.
Переварив все это, Белый пришел к выводу, что всякий хаос рано или поздно находит новое равновесие, за эту простую идею был даже удостоен Нобелевской премии один тип, давший ей громкое имя «диссипативных структур».
Однако прежде чем найти это новое равновесие, надо было попытаться без потерь пройти через зоны турбулентности.
Надо было попытаться «выработать привычку».
Бурый спал тяжелым сном на диване в гостиной.
Сидя на полу перед телевизором, Черный и Серый с кислыми минами играли в «Call of Duty» без идентификации.
Ко всему этому Белый привык.
Но рядом с Бурым сидела Марианна, просматривая почту в ноутбуке, который одолжил ей Белый.
К этому Белый совсем не привык и сейчас, глядя, как эта женщина в его гостиной читает свою почту, не знал, что ему делать.
Совсем не знал.
В голову приходило множество мыслей: может быть, пригласить ее в ресторан? В кино? Остроумно пошутить? Предложить замысловатый коктейль? Он не знал. Он вконец растерялся.
Марианна подняла голову, и их взгляды встретились. Белый находил ее красивой невероятной ядовитой красотой. Она улыбнулась уголками рта, так вежливо улыбаются в поезде пассажиру напротив. Потом опустила голову и снова углубилась в созерцание маленького экрана.