Жан-Жан положил смятую газету на стол и поставил на газету пустую чашку. Чашка соскользнула, покатилась, упала на лакированный пол и разбилась со страшным грохотом. Бланш снова улыбнулась и открыла рот, чтобы что-то сказать.
В три шага Жан-Жан подошел к ней вплотную. Взял ее за плечи и поцеловал.
Жан-Жан понятия не имел, как ему это удалось, но было ясно, что удалось: его губы прижались к губам Бланш. Его язык раздвинул ее губы и проник дальше.
На долю секунды, сам не зная почему, он подумал, что сейчас умрет.
Потом, в следующее мгновение, его целиком захлестнуло чувство, которого он не испытывал много лет: он был горд собой.
Невероятно горд.
Потом в голове возник технический вопрос: поскольку Бланш не оттолкнула его, наоборот, она, казалось, благосклонно приняла его поцелуй, сколько времени следует продолжать? Если он прекратит сейчас, все кончится слишком быстро, и этот поцелуи может показаться необдуманным порывом без расчета на повторение. Если же поцелуи слишком затянется, Бланш может надоесть, и она оттолкнет его. И тогда неизбежным последствием будет повисшая между ними неловкость, в которой смешаются стыд и смущение.
Жан-Жан лихорадочно думал. Память подкинула ему сцену поцелуя из фильма «Титаник» Джеймса Кэмерона: прекрасный поцелуи на носу корабля, только немного неудобный, потому что Кейт Уинслет приходится выворачивать шею, чтобы поцеловать Леонардо Ди Каприо, который стоит за ее спиной. Этот поцелуй, по его прикидкам, длился примерно двадцать секунд.
Подсчитав, что прошло уже десять секунд, как он целует Бланш, он решил, что у него есть еще десять, чтобы остаться в норме Голливуда.
Он считал про себя… Секунды шли быстро. Ему очень хотелось погладить грудь Бланш и даже ее ягодицы… Но он не посмел. Если он внесет сексуальную ноту в этот поцелуй, в мозгу молодой женщины может возникнуть противодействие. Необязательно, конечно, но это не исключено, а Жан-Жан не хотел рисковать.
Он досчитал до десяти и разжал объятие. Бланш смотрела на него с улыбкой.
— Ну вот… — сказала она.
— Мне очень этого хотелось.
— Я поняла.
— Это было слишком… долго? — встревожился Жан-Жан.
— О нет, вовсе нет! Настоящий киношный поцелуй!
Жан-Жан снова приблизился к Бланш. Улыбка молодой женщины придала ему уверенности. Он склонил лицо, чтобы поцеловать ее снова, но она отстранилась.
— Минутку… Минутку…
— Я… Извините… Я думал, что…
— Не в этом дело… Это было приятно…
— Мы… могли бы перейти на «ты»?
— Я думаю, мы можем перейти на «ты», как все люди, смешавшие слюну.
— Да, я тоже так думаю.
— Ты не против, если я буду говорить с тобой откровенно?
— Ты не хочешь смешивать работу и личную жизнь?
— Нет, это мне пофиг… Я хочу сказать другое… Знаешь, выдры в живой природе — одиночки.
Жан-Жан почувствовал приблизившееся до нескольких сантиметров отчаяние, и Бланш, должно быть, это заметила, потому что на этот раз сама наклонилась к нему.
— Я никогда не испытывала потребности в паре… Мне хочется жить в паре не больше, чем коллекционировать кружева из Брюгге, понимаешь?
— Да… Думаю, да…
Жан-Жан нагнулся и стал собирать осколки разбитой чашки. Он сам не знал, зачем это делает, но раз уж начал, не бросать же.
— С другой стороны… Ты знал, что выдра — единственное животное, которое любит играть… Я хочу сказать, даже взрослая?
— Вот как… Я не знал… А собаки, они ведь тоже играют?
— Нет, собаки не играют. Собаки носят поноску, да и то, когда их специально выдрессировали. Никогда ты не увидишь играющую собаку в диком состоянии… А вот выдра испытывает настоящее удовольствие от игры, до такой степени, что выдра смеется.
— Выдра смеется?
— Да… Во всяком случае, издает звук, связанный с удовольствием от игры, который можно считать смехом.