— Извините! — сказал Жан-Жан.
Медсестра остановилась.
— Вы проснулись?
— Да…
— Вы в больнице. Вас ранило в бедро, вы потеряли довольно много крови, вам сделали переливание и зашили артерию. Вам придется полежать здесь несколько дней. Я принесу вам бумаги для социального страхования, заполните. У вас есть страховка?
— Я не парализован?
— Нет.
Директор по кадрам снова застонал.
— А он? — спросил Жан-Жан.
— Ему раздавило ноги. Там стиральные машины по акции поставили в два ряда, один на другой. Был взрыв, одна машина упала. Прямо ему на ноги. «Миеле Дуостар». Сто десять кило немецкой стали.
— А… Он выкарабкается…
— Да… Состояние стабильное. Но ноги ему отрезали на уровне середины бедра, и сейчас он под морфием. Правда, ему все равно больно. И потом, его мозг не понимает… Нейроны, я хочу сказать… Поэтому он кричит… Так всегда бывает…
— А что произошло… Сегодня утром?
Лицо медсестры закрылось и стало непроницаемым, как кусок свинца.
— Я скажу, что вы проснулись. К вам придут.
И она ушла.
Жан-Жан ждал. Желтоватый свет робко просачивался сквозь занавески. Должно быть, рассвет. Кто же к нему придет?
Наверно, отец.
Он ждал, надеясь уснуть, но сон не шел.
Прошло время, показавшееся ему бесконечным, и наконец дверь открылась, и вошла Бланш Кастильская. У нее было измученное лицо человека, пережившего большие неприятности. Но все-таки она ему улыбнулась.
— Как ты? — спросила она.
— Что произошло?
— Они явились средь бела дня. Я никогда бы не подумала, что они осмелятся. Явились средь бела дня, с оружием, с гранатами. Палили куда попало… Двадцать убитых и больше сотни раненых… Точных цифр пока нет, но это катастрофа…
— Черт, — только и сказал Жан-Жан.
— И это целиком моя вина.
— Но…
— Да… Я думала, что, если распылить в их доме феромоны, это ослабит единство стаи… Что они будут колебаться, а если придут, то вечером, плохо подготовленные, и мы их легко возьмем…
— Это не твоя вина… Они больные на голову… Вот и все…
— Нет. Раньше они бы так не поступили. Если бы я все это не затеяла, они бы раскинули мозгами, организовались и пришли вечером, и тогда мы бы их взяли. Я должна была сообразить. Мне нельзя было этого делать. Во всем моя вина, я это знаю, и все это знают!
— А…
— Из секретариата братьев Эйхман мне уже позвонили. Меня вызывают в их офис в конце недели.
— Как… настоящие братья Эйхман? Ты их увидишь… Живых?
— Да… Дело такое неслыханное, что, думаю, они захотят сделать его примером. Показать, что лично заинтересованы в решении серьезных проблем. Сейчас маркетинговая служба наверняка уже задействовала всех своих маленьких гениев, чтобы попытаться расхлебать эту кашу. Они пошлют деньги пострадавшим, публично принесут извинения, примут меры по укреплению безопасности своих сетей и главное, главное… распнут виновного… то есть меня.
Бланш Кастильская перевела дыхание. Она была на грани нервного срыва.
Перед тем как уйти, она запустила пальцы в волосы Жан-Жана.
— Я счастлива, что ты уцелел.
Жан-Жан остался один с огромной тяжестью на сердце. В нем крепло печальное убеждение, что его жизнь подошла к какому-то краю.
Как ни странно, он вспомнил о Марианне и задался вопросом, жива ли она. Ему подумалось что, если она мертва, изнасилована и расчленена этими четырьмя волками, то для нее теперь все проще: пари себе в абсолютном небытии, без забот, без страданий, свободная от всех тягот, которые приносит жизнь.
Он ощутил почти зависть и задумался, что же станется с ним. И ясно увидел, как будет стариться рядом с отцом, в его крошечной квартирке, в тех самых стенах, которые видели смерть его матери и скоро увидят его в самой жалкой роли: старой развалиной, которая рано или поздно станет говорить сама с собой и ходить под себя.
Жан-Жан жалел себя. Он понимал это и был себе противен.
Но все равно жалел себя.
А потом наконец уснул.
На этот раз они зашли слишком далеко.
Белый это знал, и Серый это знал. Знал даже Черный, правда, более смутно. Он знал это сквозь пары ярости и безумия, туманившие ему мозг, но тоже знал: они зашли слишком далеко. Почти полное разорение гипермаркета, смерть десятков человек, среди которых женщины и дети, — это совсем не то, что чисто проведенный налет.
Полиция, а может быть, и армия не замедлят установить личности авторов бойни, и за ними придут сюда, в эту квартирку, к которой Белый так прикипел за долгие годы, придут и выкурят их отсюда слезоточивым газом и пластиковыми пулями.