Шантидэва, как я уже говорил, был не просто ученым, он был махасиддхой. Другими словами, он был не просто скучным, начитанным, прекрасно образованным профессором университета Наланды, у которого в кабинете повсюду были расставлены книги и сложены стопками тетради, курящим сигару и предпочитающим крепкий кофе. Совсем не так. Он был махасиддхой. Однажды король попросил Шантидэву стать его стражем. В отличие от остальных стражей, у Шантидэвы был ненастоящий деревянный меч. Кто-то из завистников поспешил доложить об этом королю, высказав опасение, что при помощи деревянного меча Шантидэва не способен защитить короля. Король потребовал от Шантидэвы показать ему свой меч. Шантидэва переспросил короля, уверен ли он в том, что хочет увидеть меч и предупредил, что тот может не выдержать подобного зрелища. Но король продолжал настаивать и приказал Шантидэве обнажить свой меч. Тогда Шантидэва согласился, но попросил короля прикрыть рукой один глаз, поскольку, по его мнению, смотреть на его меч обоими глазами будет невыносимо. Как только Шантидэва обнажил свой меч, клинок так сверкнул, что глаз короля упал из глазницы на землю. Этот пример показывает нам, как Шантидэва умел проявлять свои способности. Это достаточно важный момент, поскольку здесь могут возникнуть недоразумения. В моем повествовании Шантидэва не предстает как святой, которому достаточно дотронуться до волоска на вашей голове, чтобы исцелить вас. Я пытаюсь донести до вас, что Шантидэва был не только выдающимся ученым и знатоком недвойственности, но также на практике достиг высот в постижении этого предмета. В его уме не было никакой разницы между стальным и деревянным мечом. В нашем представлении от деревянного меча нет никакого толку. Только стальной меч можно использовать по назначению. Подобным образом, мы постоянно пребываем в двойственности. Например, чтобы сходить в туалет, нам нужно пройти через входную дверь, потому что не очень прилично влезать через окно. Тем более, через это [показывает]. Мы обусловлены размером, формой, мы цепляемся за различия, мы поглощены различиями в размерах и качествах.
Возьмем к примеру время. Недавно на Западе мне довелось участвовать в довольно жарких дебатах с учеными и так называемыми необуддистами на тему реинкарнации. Скорей всего, истоки подобных дискуссий берут свое начало в Индии, где существует движение по борьбе с кастовой системой. По какой-то причине, сторонники этого движения полагают, что идея о реинкарнации должна быть отвергнута, поскольку, утверждая существование реинкарнации, мы автоматически допускаем существование предыдущих жизней и кармы, и таким образом приходим к допущению, что существует деление на касты. Я считаю, что это неправильное понимание. Мы будем иметь возможность обсудить это позже. На Западе сейчас много молодых буддистов, считающих, что реинкарнация является исключительно тибетским изобретением. Я нисколько их не виню, поскольку в наше время институт лам-перерожденцев и таких тулку, как я, давно дискредитирован. Конечно, тулку-бизнес сейчас процветает, что, в свою очередь, создает многочисленные проблемы. В любом случае, многие люди на Западе полагают, что реинкарнация - это нечто исключительно тибетское, не имеющее отношения к буддизму. Это, безусловно, большое заблуждение. Если предположить, что не существует последующих жизней, тогда для чего мы практикуем Дхарму? Тогда можно смело идти и грабить банки. Пока нас не поймают, в принципе почему бы и нет? Или убивать людей, если нужно. Если следующей жизни не будет, то мы должны жить счастливо, иметь бассейн, 88дюймовую плазму, китайского повара, английского садовника, и т.д. Не нужно останавливаться, ведь следующей жизни не будет. Тогда такие ограничения, как отказ от мяса, секса и воровства превращаются в сплошное страдание. Ради счастья нам приходится столько жертвовать.