Надеюсь, вы теперь тоже поняли, что сделанный в 1977 фильм, если его смотреть внимательно и вдумчиво — та еще чернуха. Не хужее Перестроечной. Но зрители в те годы, да и позже, ничего такого в этом фильме, чернуху имею я ввиду, не заметили. Почему? Да потому что — привычно. Потому что, то, что происходило в киношной школе — привычно, примелькалось, воспринималось как нечто обыденное. Серая повседневность. И из Министерства образования СССР никто не возмутился продуктом режиссера Лонского, ни одного голоса: «Фильм клеветнический, в нем показана советская школа в некрасивом виде, там учителя такие, что их судить нужно, районный отдел образования за отсутствие контроля — разогнать. Это не советская школа, а церковно-приходская, в которых попы имели обыкновение детишек привлекать к работам на своей поповской усадьбе вместо учебы». Тишина. Подумаешь, картошку копают, мелочь какая, мелкие шалости сельского учительства…
В городских школах такого, конечно, не было. Если вы выросли в городе, то это для вас — дикость. И то, думаю, только потому там не было, что у учителей не было огородов. Были бы — оказывали бы и в городах труженицам образования «шефскую помощь». А так там можно было учеников в качестве «шефов» привлечь только для мытья посуды. В моей же сельской школе было как в кино, точь в точь. Работали «шефы» на личном огороде директора школы Александры Ивановны. И пололи-окучивали картошку летом на летней практике и выкапывали в сентябре вместо «малозначимых» уроков.
И в колхозе… извиняюсь, в совхозе на полях работали осенью. Но совхоз — не огород директора школы, на совхозное поле можно и вместо математики, например, потому как — помощь государству. Здесь уже никто не посмеет упрекнуть. Государство — это святое, ради него можно и математикой пожертвовать. В нашей школе мы специализировались на уборке куузики — кормовой брюквы. Как только заканчивается сентябрь — так начинается. Пару недель половины уроков в школе нет, вместо них — на поле. Проходит трактор, лемехом подкапывает эту куузику, а мы потом ее из земли выдираем и складываем в большие кучи, чтобы можно было потом погрузчиком загрузить ее в тракторную телегу и отвезти на ферму. 7 и 8 классы. Младших школьников к этому не рисковали привлекать, потому что конец сентября–начало октября у нас — уже холодновато, дети простудятся, да и работа не для детишек, этот корнеплод вырастает до 10–12 кг весом, подергай его и потаскай.
Особенно никто из школьников не возражал, потому что — вместо уроков. На уроке тебе двойку могут поставить, а в поле к доске не вызовут, то, что школьная программа на пару недель урезается и потом комкается — это школьников не волновало еще пока. Пока…
Обрезалась эта шара у совхоза насчет бесплатного сбора школьниками кормовой брюквы на нашем классе. После нас не рисковали.
Дело в том, что мне было глубоко пофигу на то, что на уроке двойку могут поставить, если точнее, я только за то был, чтобы меня на уроках почаще вызывали, у меня даже такой спорт своеобразный был — получить за один день по всем предметам «пятерки». Шесть уроков — шесть «пятерок» в дневнике. «Двоек» и даже 3 и 4 у меня не могло быть по определению. Альтернатива вместо уроков на холодном осеннем ветру под моросящим дождем из грязи брюкву выдергивать мне не улыбалась. А мой друг Сашка Оберемок, имевший кличку Кобра (потом напишу, откуда она у него), в 6-м классе начал на учебу забивать, а в 7-м совсем перестал учиться. Ему хоть «двойки», хоть «колы». Правда, ставили ему одни «тройки», потому что его мать, Клавдия Андреевна, была председателем нашего сельсовета.
И мы с Сашкой стали возмущаться тем, что нас 1) с уроков снимают; 2) заставляют забесплатно работать. Это справедливо было со всех сторон, если некому в совхозе убирать брюкву — платите нам, мы уберем. Кроме того, мы в 7-м классе уже знали, кому и как за это платят, мы почти все летом в совхозе и помощниками комбайнеров работали и на совхозном току, мы имели представление о том, как наряды закрываются. Будьте уверены, за уборку куузики кто надо — тот получал деньги. Если бы за работу платили, то и я бы на нее с удовольствием ходил, деньги любому школьнику нужны…
А так как мы с Сашкой были в авторитете, то наша пропаганда стала действовать и часть класса на куузику не ходила, нас после двух первых уроков отправляют по домам переодеваться, потом должны прийти все к школе и ехать на бортовом ГАЗ-52, открытый кузов которого был оборудован для перевозки людей деревянными лавками — доярок в нем возили, на поле. Все приходят, а человек 6–7, считая нас с Сашкой, прогуливают.