Она дважды набрала единицу и, приложив палец к кнопке «2», напряженно посмотрела в глаза мужу:
— Не вынуждай меня делать это.
— Ладно, хватит. Твоя взяла.
Мари медленно опустила руку с телефоном, затем молча развернулась и зашагала прочь. Сделав пять шагов, она остановилась и посмотрела назад.
— Прощай. Береги себя.
Ее голос сильно дрожал. Киен сделал несколько глубоких вдохов и тихо ответил:
— Иди скорей в дом. Хенми, наверное, заждалась.
Их голоса едва доносились друг до друга. Мари снова повернулась в сторону дома. Только сейчас она вдруг почувствовала, что от одолевавшей ее весь вечер свинцовой усталости не осталось и следа. Все тело пульсировало от прилива энергии. Она решительным шагом удалялась от Киена и вскоре исчезла в темноте двора.
Киен неподвижно смотрел вслед уходящей Мари. Вскоре она окончательно скрылась из виду, и он снова опустился на скамейку. Пронзительная тоска шквалом окатила его с ног до головы, и он почувствовал, как все внутри него задрожало. Чувства, которые он сдерживал на протяжении всего этого дня, прорвали плотину и разом вылились наружу. Он тихо заплакал. Тяжелые всхлипы подступали к самому горлу, и он изо всех сил сжимал губы, чтобы не дать им волю. Он плакал впервые с тех пор, как попал на Юг. Перед его глазами всплыла палата роддома в тот день, когда он впервые взял на руки Хенми, затем зал бракосочетаний и их свадьба с Мари. Оба раза на улице стояла невыносимая жара, и оба раза он дрожал от страха, что вот-вот кто-нибудь появится, разоблачит его перед всеми и отнимет у него жену или ребенка. И перед свадьбой, и накануне родов его постоянно мучали страшные сны. Ночной кошмар годами жил бок о бок с ним, словно старый верный пес, который лаял, когда Киену самому хотелось кричать, и страдал от боли вместо него, когда ему было больно. Прогнать такого пса никак нельзя, но и держать его вечно при себе тоже невозможно. Он часто видел во сне исчезающие лица невесты и младенца. А иногда гости на свадьбе вдруг превращались в живых мертвецов и гнались за ним. Один раз ему даже приснилось, как его новорожденная дочь обнажила зубы в сердитом оскале. Но в какой-то момент старый пес по имени кошмар куда-то исчез, и Киен постепенно все увереннее наслаждался спокойствием размеренной жизни. Подобно любому мужчине среднего возраста, он мог оглянуться назад и вздохнуть: «Ох, то были тяжелые и одинокие дни моей молодости». Однако все это были лишь самообман и его чрезмерная самоуверенность по отношению к жизни.
Он вытер слезы, высморкался и прочистил горло, затем достал телефон и очень медленно, цифру за цифрой набрал номер. Долгое время никто не отвечал, но Киен терпеливо ждал, не отрывая трубку от уха. Наконец длинные гудки прервались, и на другом конце провода раздался голос:
— Алло?
— Сочжи?
— А, это ты! Где ты?
— Просто на улице.
— Почему у тебя такой голос, все в порядке?
— А что с моим голосом?
— Ты как будто простудился. На улице сейчас холодно, наверное?
— Да, прохладно немного.
Некоторое время они оба молчали в трубку. Киен сглотнул слюну и снова заговорил:
— Послушай, Сочжи.
— Да?
— Ответь мне на один вопрос.
— Какой?
— То, что ты сказала мне сегодня в ресторане, еще в силе?
— Что именно?
— Что ты не сможешь до самой старости быть школьной учительницей и хотела бы уехать куда-нибудь далеко и писать романы, как Хемингуэй или Джойс.
Сочжи долго ничего не отвечала. Он молча ждал, и эта пауза казалась ему бесконечно длинной.
— Ты ведь никогда не был у меня дома?
— Нет, ни разу.
— Знаешь, когда я пришла сегодня домой, — а ведь перед выходом я тут все вверх дном перевернула, пока искала твою борсетку, — я была в полном смятении. Поэтому я стала наводить порядок, в кои-то веки сделала генеральную уборку. На ночь глядя. А теперь весь дом прямо сверкает. Это очень старый дом. Его вот-вот снесут под застройку.
— Понятно.
— Знаешь такое чувство, как будто тебя радостно встречает с работы домовой? Дома абсолютно никого, а как откроешь входную дверь, кажется, что кто-то говорит с тобой.
— Да, бывает такое чувство.
Ночной ветер стал заметно холоднее. Или, может, ему так только казалось, потому что от слез у него повысилась температура. Он слегка вздрогнул.
— Детки такие замечательные. — продолжала Сочжи.
— Детки? А, твои ученики?
— Да. У некоторых прямо врожденное чувство языка. Когда учишь таких ребят, невольно чувствуешь себя по-настоящему достойным человеком. Хенми одна из таких учениц.