— Теперь все понятно. А я даже не подозревал ничего. Думал, что все и впрямь так удачно для меня сложилось. В самом деле, какой банк так запросто позволит себя дурить? Я-то думал, что это я такой молодец, самый умный, так хорошо приспособился к миру капитализма. Представляю, как вы там все покатывались со смеху за моей спиной.
Голос Киена звучал спокойно и равнодушно. Сонгону захотелось сказать ему что-нибудь утешительное.
— Ну нет, были же и другие стороны. Вы по-своему неплохо справлялись. Несколько фильмов даже были вполне успешными. Больших хитов, конечно, не было, но случались же пусть негромкие, но тоже своего рода хиты.
— Нет, нет. Не так уж все просто с капитализмом. Не согласен? Но ты, Сонгон, хорош, отличная игра! Я купился без вопросов.
— Я никого не играл. Игра то, что вы видите сейчас. А в офисе я просто вел себя так, как обычно наедине с собой дома: смотрел порно, ковырял в носу, клевал носом и так далее. В студенческие годы я немного занимался в драмкружке. Тогда, помню, нас учили, что актер не придумывает что-то несуществующее, а находит какой-то образ внутри себя.
Киен был не в том настроении, чтобы как ни в чем ни бывало выслушивать истории о похождениях Сонгона. У него было чувство, словно внутри него вверх по горлу ползла мерзкая ящерица.
— Сукин сын.
— Что?
— Сукин ты сын, говорю.
Сонгон промолчал.
— Признаешь?
Лицо Сонгона застыло в напряжении.
— Я просто выполнял свою работу.
— Вот именно. Ты просто делал свое дело, ни о чем не думая. Самый настоящий сукин сын. — Киен посмотрел ему прямо в глаза. Даже на расстоянии он ощущал, как все мышцы в теле Сонгона натянулись до предела, сотрясая мелкой дрожью холодный ночной воздух. — Вы все это подстроили с самого начала, и только я один ничего не знал…
— Мне очень жаль. — перебил Сонгон, однако в его голосе не ощущалось ни капли сожаления. Скорее, он говорил с ним как госслужащий, выслушивающий жалобу от очередного недовольного гражданина. В нем не осталось ничего от порнофила с плохой кредитной историей, каким Киен знал его все эти годы. — Но согласитесь, вы ведь поступили бы точно так же, окажись вы на моем месте.
— Ну да.
Только теперь он начал постепенно осознавать произошедшее. Так вот откуда взялся приказ № 4. Его воображение рисовало ему какого-нибудь преемника Ли Санхека, одержимого педанта с неколебимой преданностью Партии и явными признаками навязчивого невроза, который, случайно наткнувшись на личное дело Киена, счел подозрительным то, что тот все еще находился в Сеуле, и решил всеми способами добиться приказа о возвращении. Однако вполне возможно, что за последние несколько лет вокруг Киена развернулось жестокое, но устрашающе молчаливое противостояние, а он во всем этом был чем-то вроде ловушки для тараканов, спрятанной где-то в дальнем углу под раковиной: с виду она полностью отделена от внешнего мира, но в действительности запах приманки неумолимо разливается во все стороны. Сам по себе он не был ни опасен, ни безопасен. Однако в какой-то момент тонкий баланс сил в этом противостоянии был нарушен.
Разумеется, все эти догадки могли быть ошибочными. Киен четко понимал лишь то, что он ничего не знал и что в дальнейшем это вряд ли как-то изменится.
Позади послышался еще один голос. Сонгон спешно привстал с места и в неуклюжем поклоне поздоровался с кем-то. Перед скамейкой стоял мужчина в сером жилете. Он подал Сонгону знак головой, и тот вышел из тени глициний и послушно удалился.
— Здравствуйте! Меня зовут Чон. Или, как меня называют ребята в отделе, командир Чон.
Представившись, он подсел на скамейку к Киену и достал из кармана пакетик с фисташками.
— Угощайтесь.
— Нет, спасибо.
— Ну не стоит так. Хотя бы попробуйте. Это калифорнийские. Фисташки ведь лучше всего растут в сухом климате. Тогда они получаются такими как надо: снаружи крепкие и твердые, а внутри сочные и мягкие.
— Хорошо, давайте. — Киен взял фисташки и закинул пару орешков в рот.
— Вы давно в этом районе живете?
— Лет пять уже.
— Дом, наверное, неплохо вырос в цене за это время.
— Да, есть немного, но с квартирами в Каннаме, конечно, не сравнить.
— Я тоже года четыре назад купил квартирку в Чунге, сто тридцать два квадрата. То ли из-за того, что вокруг много хороших частных школ, она с тех пор прилично подорожала.
На этом их разговор ненадолго прервался. В темноте раздавался лишь шелест пакетика из-под фисташек и хруст орешков. Мимо скамейки прошли еще несколько школьников, возвращающихся с вечерних курсов.