— Но разве можно определить номер телефона, глядя на такое мутное изображение? Да и если бы они установили вашу личность по видео, они не стали бы вот так звонить.
— Как же тогда это можно объяснить? — спросил журналист. Он был явно сбит с толку. Происшествие, достойное пера Джорджа Оруэлла, застало врасплох даже этого уроженца капитализма, и он в растерянности озирался по сторонам, словно Каин, вдруг услышавший с небес глас Божий.
— Даже не знаю, — ответил Киен.
Но на самом деле он знал ответ. Скорее всего, дело было в кредитке со встроенной транспортной картой. Полицейские, вероятно, сузили круг подозреваемых до мужчин от двадцати до сорока лет и на всякий случай опрашивали всех мужчин этого возраста, проходивших через турникеты на станции метро «Чжонро-з» примерно в это время. Был даже случай, когда полиции удалось поймать убийцу, скрывшегося с места преступления, проанализировав данные с камер фиксации скорости на Олимпийском шоссе. Полицейские округа Каннам предположили, что сразу после убийства из-за выброса адреналина в кровь преступник наверняка превысит скорость, и они попали в точку.
Киен сделал вид, будто он случайно обронил билет, и быстро оглянулся назад. Наклонившись, он почувствовал, как над ремнем собралась складка жира. Когда-то он был обладателем подтянутой фигуры с крепкими мышцами, вызывавшими зависть товарищей по боевой группе. Уже то, что он вращался среди профессиональных убийц, снайперов, боевых агентов, специально обученных проникать в тыл врага и сбегать из плена, говорило о том, что он был достаточно крепкого телосложения. Но это было в далеком прошлом. Он постепенно превращался в среднестатистического южнокорейца с округлым животом, слабой грудной клеткой и дряблыми руками. Его живот внушал людям спокойствие. Глядя на него, они с уверенностью думали, что этот человек уж точно не может быть грабителем в маске. Нет ничего безобиднее, чем скучный мужчина, живущий размеренной жизнью, который еще не совсем стар, но уже и не очень молод. Такие, как правило, содержат свою семью, но при этом остаются чуждыми для домочадцев. Иногда с чьей-то подачи они с дрожью в сердце ввязываются в рискованные сделки, успокаивая себя мыслью о том, что все так делают и в этом нет ничего опасного. Откат, взятка или смазочный фонд — как бы это ни называлось, — в какой-то момент их затягивает этот порочный круг, и они уже не надеются из него выбраться. Ничего в сущности не изменилось с тех пор, как они изучали идеи чучхе Ким Ирсена в стенах южнокорейского университета. Кто-то из политиков сказал, что занятие политикой — это постоянное хождение по краю тюремной стены. Но вполне возможно, что это удел всех самцов. Бывшие однокурсники Киена, прельщенные однажды запретными идеями, вскоре осознали всю суровость капитализма и быстро поддались законам этого мира, и теперь их жизнь наверняка мало отличается от его собственной.
Прямо сейчас Киен переживал самый опасный момент в своей жизни. Ему не было известно ничего, кроме того, что приказ отдан. Он сгорал от желания узнать хоть что-то еще, а точнее: один ли он мучился этим незнанием. Он хотел понять, сколько и что именно окружавшим его людям было известно о его судьбе. Так Робинзон Крузо, попав после крушения на необитаемый остров, хотел узнать об этом острове как можно больше и отчаянно пытался выяснить, есть ли на нем кто-нибудь еще, боясь, что лишь он один ничего о нем не знает — ведь в таком случае это незнание становилось куда опаснее.
Почему он получил приказ № 4? Либо его раскрыли, либо он сам по неосторожности как-то выдал себя. Может показаться, что это одно и то же, однако разница очень велика. В первом случае это бы означало, что его отзывают из соображений его собственной безопасности, а во втором — чтобы наказать. Проблема заключалась в том, что у него не было никакой возможности узнать заранее о своей судьбе после возвращения. В годы холодной войны были случаи, когда зарубежных агентов КГБ в срочном порядке вызывали в Москву под предлогом важного совещания и потом казнили. «Кротов», помогавших спецслужбам врага, ждала плавильная печь. На глазах у бывших товарищей они медленно тонули в металлическом сплаве, подобно Терминатору. Конечно, иногда их действительно вызывали только на совещание, после чего оправляли обратно. Я ничего не знаю, ничего не знаю, совсем ничего не знаю… Он действительно совсем ничего не знал. После того как устранили Ли Санхека, последние десять лет он жил жизнью забытого шпиона. Особой работы у него не было — отсюда следовала малая вероятность провала. Однако полная уверенность в этом у него отсутствовала. Не исключено, что он мог допустить какую-то ошибку, сам того не подозревая. Или, может быть, возникло какое-то недопонимание. В любом случае у него оставалось меньше суток. За это время надо постараться выяснить хоть что-нибудь. Должна же существовать какая-то зацепка. Наверняка был какой-то знак, но я упустил его из виду. Может, что-то произошло со мной за последние несколько дней? Какой-нибудь странный звонок или подозрительный тип на хвосте? Если и было что-то такое, разве бы я не заметил? Хотя не исключено, что за годы спокойной жизни мое чутье притупилось.