Со стороны любой бы подумал, что отец и мать Киена были друг другу не пара: он репатриированный военнопленный, она член Трудовой партии Кореи и дочь павшего за идею партийца. Киен ни разу не слышал от родителей о том, каким образом они вообще познакомились. Никто в семье никогда об этом не заговаривал. Так или иначе, они встретились и поженились, и вряд ли это был брак по чьему-то принуждению — такое можно было бы предположить, будь отец Киена более высокого положения, но их случай был явно не из таких.
Нескладная пара молодоженов, вскоре ставших родителями Киена, получила в Пхеньяне жилье для новобрачных, узкую и вытянутую в форме прямоугольника квартирку стандартной планировки с гостиной и одной спальней. Свадьбу скромно справили на работе у жениха. Ничто тогда не предвещало зловещего конца. Между ними были теплые отношения, и они выглядели обыкновенной супружеской парой без особых проблем. На свадебной фотографии мать Киена, молодая застенчивая девушка, стояла под руку с отцом и жизнерадостно улыбалась.
Через год после свадьбы у них родился Киен, а затем еще двое мальчишек. Самое первое детское воспоминание Киена было о том, как отец, стоя в столбе света, льющегося через окно, с проказливой улыбкой на лице поцеловал маму в нос. Мать насупилась, завозмущалась и сказала, что ей щекотно. Однако выражение ее лица отчего-то привело маленького Киена в ужас. После этого стоило матери лишь слегка нахмурить брови, как он сразу начинал плакать, а когда подрос, вообще отворачивался и убегал прочь. Взрослые же находили это забавным. Они то и дело просили маму нахмуриться и каждый раз покатывались со смеху, когда видели реакцию Киена. Однако впоследствии, когда жизнь матери трагически оборвалась, все в один голос стали говорить о том, что мальчик, по всей видимости, почувствовал что-то недоброе, что могла уловить только чуткая душа ребенка.
Мать медленно, очень медленно сходила с ума. Вначале она работала в Управлении внешней торговли Трудовой партии. В основном это были сделки и операции с Китаем, Гонконгом или Макао, и она постоянно имела дело с цифрами я деньгами. Иногда случались продолжительные командировки в Пекин. На эту должность, связанную с иностранной валютой и зарубежными поездками, зарились многие выходцы из семей жертв политических убийств. Но для матери Киена с ее слабыми нервами такая работа, вероятно, изначально была не по силам.
Люди говорили разное: одни считали, что она стала жертвой внутренней политики Управления внешней торговли; другие полагали, что все это были происки тех, кто метил на ее место; третьи утверждали, что на самом деле она оказалась как-то замешана во взятке и получила суровый выговор от руководства. Киен так никогда и не узнал, что из этого было правдой, и, откровенно говоря, знать не хотел. Так или иначе, его мать ушла с той должности и через некоторое время устроилась заведующей в валютный магазин. Учитывая ее социальное происхождение, это было равносильно страшному позору, но она не подавала виду и безропотно ходила на работу.
В валютном магазине всегда было много посетителей. Люди добывали где-то валюту и приходили за иностранными товарами. Зарплата была немаленькая, и то и дело кто-нибудь из покупателей приносил подарки, желая вовремя заполучить какой-то товар. Но мать Киена была неподкупна и ни для кого не делала исключений. Она не прощала себе ошибок в расчетах. Если какие-то цифры не сходились, она могла до поздней ночи сидеть за прилавком, перебирая костяшки на счетах, и не шла домой до тех пор, пока все суммы не совпадали. За ней никогда не было никаких нарушений, и все только и видели, как она постоянно сидит за работой, поэтому никто даже подумать не мог, что она была серьезно больна. Люди лишь щелкали языками и приговаривали: «Товарищ Ю Менсук такая добросовестная…»
Валютный магазин находился по пути в школу, куда ходил Киен, и он иногда заскакивал к матери на работу. Мать шепотом жаловалась ему, что кто-то в конце очереди говорит о ней гадости. «Ты только послушай этих теток! Вечно перемывают мне косточки».
Киен прислушивался — ничего подобного. Женщины всего-навсего болтали о чем-то своем. На их лицах сияли довольные улыбки. Они пришли покупать дорогие товары за иностранную валюту и были в приподнятом настроении, но матери Киена во всем этом виделся некий злостный заговор. «Мама, они говорят не о тебе», — говорил ей Киен, на что она хмурилась и неодобрительно качала головой: «Я умею читать по губам, меня научили в Народной армии. Но мне все равно, пусть болтают, что хотят. Великий Вождь и Партия на моей стороне».