— Мама, я пришел!
Внутри было темно; лишь кухню слегка освещало синеватое пламя газовой конфорки. Киен выключил газ и прошел в комнату. Матери и там не оказалось. Может, она пошла к кому-нибудь за свечкой? Киен снова вышел в коридор и прошелся по этажу, заглядывая в квартиры соседей, чьи двери были оставлены приоткрытыми, но матери нигде не было. На обратном пути он столкнулся с Чонхи, которая как раз шла домой с тренировки. Даже при тусклом свете свечи было видно, как она ему улыбнулась. В темноте был слышен бодрый стук ее туфелек по направлению к концу коридора. У нее была легкая и упругая походка гимнастки. Киен вернулся в квартиру и бросил портфель под письменный стол. Запах тушеной курицы стал немного слабее. Зайдя в ванную, он отлил в таз немного припасенной с утра воды и тщательно вымыл руки, лицо и шею. Внутри было настолько темно, что он не видел даже собственного отражения в зеркале. Киен попытался на ощупь найти полотенце, но поскользнулся и рухнул на пол. Он оперся на одну руку и попытался встать, но тут же снова упал. Пол был весь мокрый и скользкий. Киен потер ушибленный копчик и вдруг почувствовал, что где-то в углу ванной сидел кто-то еще. Он протянул руку и уткнулся пальцами в одежду. Под тонкой тканью явно прощупывался бюстгальтер. Поводив еще рукой, он коснулся лица, затем бедра — и тут из его груди вырвался истошный вопль. Прямо возле него находилось тело, безвольно осевшее на пол. Киен вскочил на ноги и с отчаянными криками выбежал из квартиры. Добежав до конца коридора, куда проникал тусклый свет с улицы, он уперся обеими руками в перила, продолжая кричать и ловить ртом воздух. Шум собственного дыхания отдавал звоном в ушах. Он почувствовал себя беспомощным животным, кабаном, загнанным на охоте. В этот момент дверь крайней квартиры отворилась, и оттуда со свечой в руках вышла Чонхи. Киен был весь в крови, но в полумраке было лишь видно, что его одежда была чем-то запачкана. Перепуганные криками соседи начали открывать двери и выходить в коридор. Тогда Чонхи решительно обняла его и вывела на узкий балкон в конце дома подальше от любопытных глаз. В лицо ударил западный ветер с Желтого моря. Киен часто и тяжело дышал, сидя на коленях в объятиях Чонхи. Внезапно его затошнило, и он изрыгнул прямо ей на живот теплую жидкость с кислым запахом.
— Что с тобой? Что случилось?
Он ничего не ответил. Чонхи обняла его покрепче, прижав его голову к своему животу. Киен уперся лицом в собственную рвотную массу. От его рук на школьной форме Чонхи оставались кровавые пятна.
— Я не виноват, я не виноват…
— Да, да, не виноват. Но что же случилось?
— Мама… мама, кажется, умерла.
Из-за всхлипов все слова смазались, и Чонхи не поняла, что он сказал, уловив лишь слово «мама». В окнах дома напротив призрачно мерцали огоньки свечей.
— Тише, тише, все хорошо… — успокаивала его Чонхи, покачивая, как младенца. Она медленно подняла его и отвела обратно в коридор, где все еще шумно толпились соседи. Вероятно, она боялась, что Киен спрыгнет с балкона. Электричества по-прежнему не было, и в темноте, словно призраки в подземелье, блуждали лица людей, подсвеченные тусклым пламенем свечей.
— В чем дело? Ты кто? — мужчина из квартиры напротив той, где жила Чонхи, поднес свечу к лицу Киена и тут же в ужасе отшатнулся назад, увидев темные пятна крови на его одежде. Другие огоньки тут же слетелись к нему, словно мотыльки. Влажные отблески на перепачканном кровью лице Киена напоминали картины Караваджо.
— Вы-а-ы. аа-вы!
Он хотел сказать «в ванной», но не смог ничего членораздельно произнести и лишь с трудом показал пальцем в сторону своей квартиры. Вскоре оттуда раздались женские крики, и мужчины тут же ринулись внутрь прямо в обуви. Мерцающие свечи одна за другой скрылись за дверью, и в коридоре снова стало темно. Чонхи все еще сжимала руку Киена, но никто уже не обращал на них никакого внимания.
Прибыли сотрудники министерства общественной безопасности, которые забрали труп и направили телеграммы в Синичжу и Мёхянсан. Киен переоделся в чистую одежду, которую ему дали соседи. Только тогда его вдруг охватила сильнейшая злоба. Зачем она решила перерезать себе вены именно в день его рождения? Неужели, неужели она настолько сильно его ненавидела? И почему именно в тот день, когда отца не было дома? Ему так хотелось добиться от матери ответов, но это, увы, было уже невозможно.