Киен не разделял такого мнения, но не стал с ним спорить. Национализм, особенно на Севере, был своего рода кровеносной системой политики. Может быть, от почти религиозного культа личности Ким Ирсена и Ким Ченира и возможно каким-то образом отойти, но национализм — это нечто куда более долговечное. Киен убеждался в этом каждый раз, когда встречался с Чонхуном. Вполне вероятно, что он уже отошел от преданной веры в руководство Севера. Инфантильная иллюзия о том, что все народы мира почитают Великого Вождя Ким Ирсена и созданную им идеологию чучхе, неизбежно разбилась вдребезги, как только он попал за пределы страны. Но менять ценности, заложенные в нем с детства, он категорически отказывался. Чонхун был одержим идеей единства и чистоты нации и ни на миг не переставал верить в превосходство корейского народа, в своей вере выходя далеко за рамки национализма.
Южнокорейская команда одолела сборную Португалии и заняла первое место в группе, а Мари все еще не было. Они перешли на напитки покрепче, и после нескольких рюмок Чонхун ни с того ни с сего задал странный вопрос. Он старался говорить непринужденно, но в его напускном равнодушии Киен уловил нарастание какой-то острой тревоги.
— Слушай, а тебе снятся сны? Что тебе обычно снится?
Киен уже забыл, что тогда ответил. Он лишь помнил, что насторожился, потому что вопрос тот отчего-то показался ему небезопасным.
Но куда же делся Чонхун? Киен бросил бумажный стаканчик от кофе в мусорный бак и спустился по лестнице.
Ко Сонук вынул из портфеля книгу Эдгара Сноу «Красная звезда над Китаем» и положил ее на белоснежную скатерть. Красная обложка с зернистым изображением полноватого лица Мао Цзэдуна отлично смотрелась на белом фоне скатерти в итальянском ресторане. Он раскрыл книгу на том месте, до которого дочитал в метро. Сноу рассказывал о том, как он посетил так называемый «красный театр» в городе Баоань, куда поехал по следам Мао Цзэдуна и Красной армии собирать материал о Великом походе. Он описал несколько театрализованных зарисовок на тему антияпонской борьбы, но больше всего Сонука заинтересовал «Танец красных машин». «При помощи звуков и жестов, переплетения и отлаженной работы рук, ног и голов юные танцоры искусно изображали движение поршней, повороты винтиков и колес, гул генераторов — образы машинного века Китая будущего», — писал Сноу в 1936 году. Танцующие юноши и девушки, имитирующие движение механизмов, — Сонук представил, насколько зрелищным, должно быть, было это представление, и подумал, что было бы здорово увидеть нечто подобное вживую.
Ему нравились образы, навеваемые коммунизмом и революцией, красным цветом и механизацией, нравилось их гармоничное сочетание. Революция в духе Мао Цзэдуна и Сталина захватывала его воображение больше, чем бакунинский анархизм. Он чувствовал легкое возбуждение при виде стройных парадов с развевающимися в воздухе красными флагами и нескончаемыми рядами людей в сером обмундировании, напоминающих армию клонов из «Звездных войн», которые нога в ногу маршируют по необъятной площади в окружении грандиозных построек — слаженно, без единой ошибки, словно хорошо смазанный механизм ткацкого станка. Это было чувство, похожее на то, что испытывает какой-нибудь фетишист, коллекционирующий униформы войск СС Третьего рейха. Конечно, Сонук и не думал сам выходить на площадь и маршировать, высоко вскидывая ноги, под палящими лучами солнца. Ему просто нравились подобные сцены из документальных передач, которые часто показывают по кабельному телевидению. Это все равно что открыть для себя какую-нибудь арт-роковую группу середины семидесятых, о которой никто не знает. Стоило ему в компании друзей заговорить о временах Мао, Сталина и Гитлера, все вокруг затихали. Не зная, что сказать по этому поводу, они попросту затыкались. Он же, под стать своему возрасту, принимал их молчание за изумленный восторг перед его оригинальностью. Ему было двадцать лет.
Сонук поднял голову и увидел перед собой Мари. Его взгляд упал на пышную грудь. Он посмотрел ей в глаза снизу вверх и радостно улыбнулся. Она сняла с плеча сумочку и села за стол.
— Давно ждешь?
— У тебя красивая грудь, — прошептал Сонук.
— Да ну тебя, — Мари бросила на него косой взгляд, но недовольства в нем не было.
— Ты еще в гипсе, смотрю?
— Да, на выходные снимут скорее всего.
— Наверное, надоело уже?
— И не говори, жуть как чешется!
Она не удержалась от ребячливого кокетства. Официантка в белом переднике принесла меню. Мари полистала меню и, отложив его в сторону, краем глаза посмотрела на книгу на столе.