— Классрук зовет в учительскую. Если я опоздаю, передай математичке.
— Ладно.
Хенми пробралась к двери и вышла в коридор. Учительская располагалась двумя этажами ниже. Когда она вошла, классный руководитель широко улыбнулся и придвинул поближе к себе вращающийся стул на колесиках. Это был преподаватель английского языка возрастом чуть старше сорока лет. В последнее время он с головой увлекся «И-Цзин», и как только выдавалась свободная минутка, открывал перед собой книгу и читал по ней судьбы учеников.
— Садись.
— Ничего, я могу постоять.
— Садись, атоу меня шея болит вверх смотреть.
Хенми села на стул с мягкой обивкой в цветочек.
— Как там дела с украшением школы?
— Мне будут помогать Чэген и Тхэсу из кружка рисования.
— Двоих будет достаточно?
— Да.
— Как насчет Хансэм?
— Хансэм? — Хенми задумалась. Она не очень любила Хансэм.
— Возьмите ее тоже, — распорядился учитель.
— Хорошо. — Хенми кивнула головой.
— Это все, можешь идти.
Хенми встала со стула, попрощалась и повернулась к выходу, но прямо перед ней оказалась Сочжи.
— Здравствуйте!
— А, Хенми! Здравствуй.
Сочжи погладила ее по голове.
— Не присядешь на минутку? — сказала она, усаживаясь за стол и показывая Хенми на стул рядом. — Как мама?
— Хорошо.
— А ты становишься все больше похожа на нее.
Хенми недовольно скривилась.
— Да нет, все вообще-то говорят, что я на папу похожа.
— Хм, да? Мари была очень способной и умной.
— Правда?
— Еще как. В те времена было много женщин, достойных восхищения, и твоя мама была одной из них.
— Что-то не верится.
— Это почему?
— Мама просто… Ой, не знаю. Не знаю.
Хенми замотала головой. Она никогда не считала свою мать умной и сообразительной. Ей казалось, что подобными словами обычно описывают таких девочек, как она сама. Конечно, ее мама тоже когда-то училась в школе, но все же ей казалось странным слышать о ней такое.
— Кстати, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Пока не знаю, сейчас я думаю, что… Вы только не смейтесь, ладно?
— Конечно.
— Я хочу стать судьей.
— Правда?
Хенми посмотрела в лицо учительнице.
— Ну вот, уже смеетесь! У вас на лице написано: ну, все с тобой ясно.
— Нет, что ты! — словно оправдываясь, ответила Сочжи. — А почему именно судьей?
— Я считаю, что нет ничего важнее закона, — с серьезным лицом отвечала Хенми. — Если не будет законов, то люди окажутся беззащитными перед насилием и жестокостью. Вы же помните, что было с Аен. Без законов таким, как она, неоткуда было бы ждать помощи. Я считаю, что закон — это единственная опора и защита для слабых членов общества вроде Аен.
Хенми говорила все с большей уверенностью в голосе. В этот момент она напоминала Сочжи кое-кого из давнего прошлого. Именно такой она знала Мари в те годы, когда та верила, что весь мир четко делился на добро и зло, и если все люди будут поступать по совести, то мир скоро превратится в утопию; что ради этой утопии необходимо свергнуть деспотическую власть и устранить тех, кто на ней наживался. Тогда Мари была уверена, что всего этого можно было с легкостью достичь. Сочжи удивлялась этому сходству. Неужели это наследственность? Или просто сходство твердых убеждений?
— Ау тебя своеобразный взгляд на закон. Другие ребята думают, что закон нужен для того, чтобы наказывать людей за плохие поступки.
— Конечно, это тоже есть. Но все же мне кажется, что истинное предназначение закона — защищать невинных жертв, как Аен. Ведь благодаря закону удалось поймать тех идиотов, которые выложили видео в Интернет. Поэтому удалось не допустить, чтобы дело разрослось еще больше.
Голос Хенми постепенно становился громче. Сочжи неловко оглянулась на других преподавателей в учительской.
— Да, это верно.
— Все в школе обзывали Аен и показывали пальцем, и только закон был на ее стороне.
Сочжи молча кивала, не сводя глаз с открытого лба девочки. Она попыталась представить, какой будет Хенми, когда вырастет. Казалось, еще чуть-чуть, и она станет совсем взрослой. Ее твердая убежденность в праведности закона немного шокировала Сочжи.
— А ты не думаешь, что бывают и несправедливые законы?