— Какие, например? — Хенми вопросительно склонила голову.
От неожиданности Сочжи сразу не нахплась что ответить. Она только сейчас осознала, что уже давно не задумывалась над подобными вопросами. Дети часто интересуются элементарными вещами, о которых взрослые уже перестали думать. Сочжи казалось, что Хенми заметила ее смущение.
— Для этого ведь и существует законодательная власть — чтобы исправлять плохие законы. Постепенно их искоренят.
— Ты говоришь совсем как взрослая, Хенми. У тебя есть парень?
Лицо Хенми вдруг залилось краской, и она начала запинаться:
— Нет, я не… хм. Ну то есть, как бы… я же еще только в восьмом классе.
— Даже у первоклашек есть парочки.
— Ну, это все равно что игра в куклы. Что они MOiyr знать о жизни?
— Тогда ты знаешь что-то о жизни? — Сочжи не удержалась от смеха и прикрыла рот рукой.
Раздался звонок на урок. Хенми подалась вперед, будто собиралась что-то добавить, но Сочжи опередила ее и, показывая пальцем в потолок, словно звук шел откуда-то сверху, сказала:
— Звонок прозвенел! Тебе пора на урок.
— Хорошо, до свидания.
Хенми встала со стула и, попрощавшись, побежала в класс.
14:00
Три страны
Киен поступил в университет в 1986 году. Перед этим он год ходил на подготовительные курсы в Норянчжин, где готовился к государственным и вступительным экзаменам. В Пхеньяне он учился на кафедре английского в Университете иностранных языков, хотя и не успел ее окончить, и еще с детства увлекался математикой, поэтому эти два предмета особых сложностей у него не вызывали, зато все остальные давались не так легко. Если бы на экзаменах надо было давать развернутые ответы, то он, скорее всего, не справился бы с ними, потому что еще не до конца освоил южнокорейский лексикон. Однако, на его счастье, в те времена все экзамены были в форме тестов. По сравнению с четырьмя годами суровой подготовки в лагере для разведчиков, долгие часы в уютном читальном зале казались ему сказкой. К тому же такие предметы, как политэкономия и гражданская этика, помогали ему в адаптации к жизни в этом обществе. Гражданская этика, которая ставит во главу всего государство и общество, была ему знакома. Достаточно было заменить слова «партия» и «Вождь» на «государство» и «нация». Этика Юга и Севера, подобно принцу и нищему Марка Твена, были настолько похожи, что при встрече сразу увидели друг в друге себя.
Тогда у него не было ни девушки, ни друга, с которым можно было бы посидеть в баре. Он все время добросовестно проводил за книгами и к зиме успешно поступил в университет Енсе на факультет математики. В холодный зимний день, когда сырой ветер больно хлестал по ушам, Киен стоял перед доской объявлений возле стадиона, кое-где покрытого снегом и льдом, и читал список поступивших. Вокруг толпились и оживленно болтали восемнадцатилетние юноши и девушки, которые уже узнали по телефону, что поступили, но все равно пришли, чтобы лично увидеть свои имена в списке. Киен понимал, почему его, лучшего студента Пхеньянского университета иностранных языков, отобрали в группу связи № 130. Им нужен был такой агент, который без труда сможет поступить в передовой вуз страны.
Внедрение Киена было рискованной операцией. Пхеньян в то время внимательно следил за стремительным подъемом студенческого движения на Юге. Тогда было решено, что необходимо поменять тактику подготовки разведчиков. Если раньше это были агенты, проникавшие под видом иностранных граждан, натурализованные агенты или местные коммунисты, то на этот раз в ход был пущен новый амбициозный план: внедрить хорошо подготовленного агента в среду первокурсников, чтобы он рос и развивался вместе с юными активистами студенческого движения. С легкой руки Ким Енхвана из Сеульского государственного университета 1986 год оказался началом бума идей чучхе, который прокатился по студенческим городкам всей страны.
Киен окунулся в яркую и многоцветную жизнь сеульского студенчества. В конце марта начали распускаться кусты форзиции, а сразу следом, словно не желая отставать, буйно зацвели азалии. Первокурсники ходили по университету небольшими компаниями и фотографировались на фоне пестрых клумб. Даже восемнадцатилетняя юность бледнела перед великолепием весенних красок. Апрель еще больше утопал в цветах. Пышно распустившиеся цветы магнолии от малейшего прикосновения капель дождя срывались с веток и опадали на землю. Со стороны женского университета за небольшим холмом доносился принесенный южным ветром густой запах сирени. Киен часто сидел на пригорке позади здания медицинского факультета, который прозвали Тургеневским холмом, и читал русскую классику девятнадцатого века и романы корейских писателей семидесятых из университетской библиотеки. Он не переставал удивляться тому, что он мог вот так часами сидеть один и никто его не звал и не искал. В Пхеньяне счастьем было суметь быстро и четко ответить, услышав свое имя. После этого можно было расслабиться до следующего раза. В Сеуле же достаточно было только посещать занятия, а все остальное время он был свободен. И даже если он их пропускал, никто его за это не ругал. Здесь не надо было каждый день ходить на собрания и нарочно выискивать у себя какие-то ошибки и промахи, чтобы перед всеми в них признаться.