Когда плаваешь брассом или играешь в теннис впервые после длительного перерыва, отвыкшие от спорта мышцы не слушаются, а мяч то и дело летит не в ту сторону, но несмотря на все разочарование, ты непременно удивляешься тому, как тело все еще помнит основные движения. Киен сейчас ощущал нечто подобное: всего за какие-то несколько часов он снова привел в действие свои мыслительные мышцы, которыми долгие годы не пользовался. Все чувства обострились, угол зрения расширился. Каждое изображение, которое попадало на сетчатку глаз, моментально перерабатывалось в слова и откладывалось в мозгу: трое мужчин крепкого телосложения в деловых костюмах, одна женщина в солнечных очках, двое водителей за рулем своих машин, двое посыльных, подозрительных передвижений нет.
Он обошел отель и вошел внутрь через другой вход с обратной стороны. Несколько мужчин выгружали коробки из авторефрижератора. Через открытую дверь из кабины доносился последний куплет песни Мэри Хопкин «Those Were the Days». Друг мой, мы стали старше, а мудрей не стали…
Он подошел к Сочжи и встал перед ней. Она подняла голову и посмотрела на него:
— А, привет.
— Ты давно ждешь?
— Нет, я тоже недавно пришла, примерно когда ты позвонил.
— Пойдем поедим.
Они спустились по лестнице в подземную галерею. В японском ресторане их встретил администратор, сама любезность и обходительность, и проводил к столику. Они уселись и вытерли руки горячими влажными полотенцами. Посмотрев на руку Сочжи, Киен спросил:
— Что с твоей рукой?
На тыльной стороне кисти ее руки краснел небольшой порез. Из-за ярко-малинового цвета антисептика он сразу бросался в глаза.
— Да так, поранилась немного, пока кое-что доставала, — сказала Сочжи с улыбкой провинившейся школьницы, которой сделали замечание.
— Утром, кажется, я его не видел.
— Нет, это я днем.
— Учеников колотишь?
— Ой, ну тебя! — Сочжи замахала на него руками.
— Да шучу я.
Киен заказал суши. Сочжи сначала выбрала тушеную треску, но официант ответил, что она у них закончилась, поэтому она тоже заказала суши. Киен решил, что они этим не наедятся, и заказал еще креветки в кляре.
— Как насчет теплого саке? — предложил он.
— Давай.
Киен окликнул официанта, который уже уносил меню, и попросил принести подогретого саке.
— Я отойду ненадолго в туалет.
Он встал из-за стола, вышел наружу и осмотрелся. Вокруг ресторана никто не кружил. Коридоры на этаже расходились в трех направлениях. Киен быстро прошелся по каждому и проверил все выходы. Одна из дверей веля в кухни японского ресторана и смежного с ним европейского. В кухнях наверняка были двери для завоза продуктов, которые вели прямо на улицу. Напоследок он проверил выход, ведущий на подземную парковку, и вернулся в ресторан.
— Ну что, ты принесла ее?
Их взгляды встретились. Сочжи спросила:
— Можно задать тебе один вопрос?
— Не принесла?
— Так можно или нет?
— Ну задавай. — нехотя согласился Киен.
— Что у тебя там? Действительно роман, который ты написал?
— Почему ты вдруг спрашиваешь?
— Ну просто, — Сочжи неловко заулыбалась, — я так долго хранила ее у себя, что теперь мне кажется, будто она уже моя. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю. Но все же она принадлежит мне. Я же только попросил тебя подержать ее для меня.
— Ну да. Но я подумала, что раз она так долго была у меня, то мне полагается хотя бы знать, что я держала у себя в квартире целых пять лет. Знаешь, у Ли Сыну есть такой роман под названием «Люди и не знают, что у них в домах».
Официантка с волосами, аккуратно убранными в тугой пучок, принесла яичный пудинг и чашечки для саке. Киен взял ложку и окунул ее в мягкий пудинг.
— Есть вещи, которых лучше не знать.
Яичный пудинг был легким и ароматным, но при глотании в нем ощущались комочки.