— Тогда ступай и приведи его в жизнь, — сказал я, разозленный до такой степени, что мне уже почти хотелось, чтобы она попала в передрягу с Траском или Слейдом. — Приятных развлечений!
— Не сердись. Мы оба устали, но держи себя в руках.
— Прекрасно, — заявил я. — Я держу себя в руках.
— Ну и хорошо. Так, вот ключ. Он открывает и подъезд, и квартиру.
— Вчера ночью дверь подъезда была не заперта.
— О? — Похоже, это ее не очень интересовало. Хло открыла дверцу. — Оставь куртку в машине. Я надену ее, когда вернусь сюда, чтобы он не понял, что я та же девица.
— Ты и впрямь хочешь все это проделать? — спросил я.
— Да. Я устала, и это совершенно безопасно, а кроме того, мы не можем больше ничего придумать.
Я пожал плечами и вылез из машины. Сняв куртку, швырнул ее на переднее сиденье, потом запер дверцу со стороны водителя и выбрался на тротуар, где меня уже ждала Хло.
— Может, лучше снимем комнату в гостинице? — предложил я.
— В этой затее столько изъянов, что я и не знаю, с которого начать.
— Например?
— Ну, во-первых, то, что придется снимать не одну комнату, а две.
— Ты ведь можешь переночевать дома.
— Если я тебя оставлю, ты Бог знает чего натворишь. Во-вторых, ни у тебя, ни у меня нет денег на гостиницу. В-третьих, нам все равно надо встретиться с Арти, а как это сделать, не приходя к нему домой?
— Ладно, — сказал я, — убедила.
Я запер вторую дверцу машины и вручил Хло ключи.
— Ни пуха, ни пера, — пожелал я.
— К черту, — ответила Хло и подмигнула.
Мы дошли до угла Перри-стрит и Бликер-стрит, и я привалился к стене углового дома, откуда мог следить за происходящим. Хло сказала:
— Тебе надо выждать, пока я не отвлеку его как следует.
— Ладно.
— До встречи, — сказала Хло, свернула за угол и тотчас загорланила — чересчур громко и не в той тональности:
«Да здравствует ублюдочный Британии король!» И так далее. Я уже давным-давно не слышал эту песню. Она была очень грязная.
Вдохновенно распевая и размахивая для пущей выразительности руками, Хло нетвердым шагом двинулась вдоль квартала, а потом побрела через мостовую к черной машине. В своих рабочих портках и черном свитере, с длинными прямыми черными волосами она выглядела прямо-таки как собирательный художественный образ жрицы свободной любви из Гринвич-Виллидж, и я был уверен, что Траск или Слейд наверняка попадется на удочку.
Но Хло решила исключить всякий риск. Налетев на левое переднее крыло черной машины, она принялась раскачиваться и изучать возникшую на пути преграду. Так прошло несколько секунд. Со своего места я не видел Траска или Слейда, но мог биться об заклад, что он во все глаза пялился на Хло, а совсем не на дом Арти. Я набрал в грудь воздуху и приготовился к забегу.
И тут Хло стянула с себя свитер.
Дуреха! Этим она отвлекла не его, а меня. Я застыл на месте, вытаращив глаза и разинув рот.
— А теперь я лягу спать! — заорала она во все горло и залезла на капот черной машины. Скомкав свитер, Хло подоткнула его под голову и свернулась калачиком, будто кошка на печи.
На Хло был черный бюстгальтер.
Закончив молитву, она благочестиво замерла на несколько секунд, а потом опять затянула свою старую песню.
Траск или Слейд выскочил из машины. Он заорал, зашелся благим матом и замахал руками, как садовод, сгоняющий детвору со своих яблонь.
— Пошла отсюда! Давай, давай, слазь!
Хло ответила ему не скажу что и перевернулась на другой бок.
Я вихрем понесся вперед. Хло с Траском или Слейдом продолжали орать друг на дружку. Не уверен, но, кажется, Хло гаркнула что-то про изнасилование. Будто Роджер Бэкнистер, я промчался полквартала, свернул налево, взлетел на крыльцо и шмыгнул в дом.
Нынче вечером дверь подъезда тоже была не заперта. Я с грохотом взбежал по лестнице и с помощью ключа проложил себе путь в обитель Арти.
Здесь было темно, и я не стал зажигать свет. Если Траск или Слейд посмотрит вверх и увидит горящие окна, то да-верняка поднимется узнать, в чем дело. Тем не менее с улицы просачивался тусклый свет, и я сумел обойти вокруг нагромождения мебели в середине комнаты. Я выглянул наружу. Внизу, разделенные черной машиной, стояли Хло и Траск или Слейд. Первая выглядела изрядно помятой и натягивала свой черный свитер, а последний или самый последний продолжал размахивать руками, а значит, и орать. Перебранка не утихала.
Ни один из жителей соседних домов не вышел на улицу взглянуть, что там творится. Полиция тоже не показывалась. Шла приятная семейная пикировка.