— Прекрасно, капитан. Надеюсь утром видеть вас у себя вместе с арестантом.
Холодным декабрьским вечером двадцать пехотинцев под началом капитана Баумгартена выступили из Лес-Андели по главному тракту на северо-восток. Пройдя километров пять в этом направлении, отряд неожиданно свернул на узкую, изрытую глубокими колеями проселочную дорогу и устремился к намеченной цели.
Мелкий холодный дождь шуршал среди веток обрамляющих дорогу высоких тополей, с монотонным шелестом орошал простирающиеся вокруг поля. Впереди шли капитан Баумгартен и немолодой, видавший виды сержант Мозер, к запястью которого был привязан француз-проводник, то и дело предупреждаемый о неминуемой расправе на месте в случае партизанской засады. За ними во тьме, отворачивая от дождя лица и громко чавкая сапогами, шагали по глинистой жиже пехотинцы.
Ожесточенные гибелью своих товарищей, солдаты знали, куда и зачем идут, и это их подбадривало. Поставленная перед ними задача была бы, конечно, сподручнее для кавалеристов, но вся конница ушла с авангардом в наступление, да пехотинцы и не сетовали, считая справедливым, что именно на их долю выпало рассчитаться за смерть однополчан.
Когда они оставили Лес-Андели, было почти восемь вечера. В половине двенадцатого проводник остановился у громадных чугунных ворот, по флангам которых высились две колонны с остатками выложенных камнем геральдических знаков. Указанное сооружение некогда обеспечивало проход в стене, давно уже развалившейся, и теперь ворота нелепо громоздились над ежевикой и бурьяном, в изобилии произраставшими на каменных руинах. Обойдя это препятствие, пруссаки крадучись двинулись по усыпанной неубранными осенними листьями мрачной аллее, похожей на тоннель благодаря разросшимся навстречу друг другу дубовым ветвям, и, остановившись в ее конце, осмотрелись.
Перед ними стоял черный замок с изогнутым фасадом. Пробивающаяся из-за туч луна местами серебрила его, а местами создавала глубокие тени, высвечивая стрельчатую дверь и ряды небольших окошек, похожих на открытые орудийные порты парусного корабля. Темная крыша на углах переходила в круглые башенки, нависающие над фасадом. Фоном для этой освещаемой луной картины служили бегущие дождевые облака, рваные и черные. О том, что замок обитаем, свидетельствовал лишь свет, мерцающий в одном из окошек нижнего этажа.
Капитан шепотом отдавал распоряжения пехотинцам. Одним он приказал подкрасться к парадной двери, другим — к черному ходу. Часть солдат отряжалась нести караул у восточных подступов к замку, а часть — у западных. Сам же капитан, взяв с собой сержанта, на цыпочках подобрался к освещенному окошку.
Комната, которую они увидели, прильнув к стеклу, была невелика и очень убого обставлена. В свете, отбрасываемом оплывающей свечой, пожилой человек в платье лакея читал рваную газету. Он сидел, откинувшись на спинку жесткого кресла и положив ноги на ящик; на табурете подле него стояли бутылка белого вина и неполный стакан.
Звякнуло разбитое стекло, сержант просунул свою винтовку в окошко, и лакей с воплем вскочил на ноги.
— Молчи, коли жизнь тебе дорога! Замок окружен, и бежать бесполезно. Ступай открой нам дверь, а не то мы сами войдем, и тогда тебе не поздоровится.
— Ради Бога, не стреляйте! Я открою вам, сию же минуту открою!
Слуга опрометью бросился вон из комнаты, все еще сжимая в руке измятую газету. Через мгновение послышался скрип старых замков и скрежет засовов, дверь отворилась, и пруссаки ворвались в мощенный камнем коридор.
— Нам нужен граф Юстас де Шато-Нуар!
— Мой барин? Но его нет дома, сударь.
— Как нет дома? В такую позднюю пору? Да ты мне жизнью заплатишь за подобную ложь!
— Но его в самом деле дома нет! Истинная правда, су-дарь!
— Где же он?
— Не могу знать.
— Тогда скажи хотя бы, чем он занят.
— Этого я вам тоже не скажу. Напрасно взводите курок револьвера, сударь, ведь я вам не могу сообщить то, чего Сам не знаю, хоть убейте.
— И часто он отсутствует в столь поздний час?
— Частенько.
Когда же он изволит возвращаться?
Перед рассветом.
У капитана вырвалось немецкое ругательство. Все хлопоты оказались пустыми, хотя этого и можно было ожидать. Слуга скорее всего говорит правду. Надо тем не менее удостовериться в этом и обыскать дом.
Оставив посты у парадного и черного входов, капитан в сержантом пошли по замку, толкая перед собой смертельно перепуганного дворецкого; пламя свечи, которую тот держал в дрожащей руке, порождало странные мечущиеся тени на старинных гобеленах и пересеченных дубовыми балками потолках. Пруссаки обыскали весь замок — от гигантской вымощенной камнем кухни внизу до расположенного на втором этаже обеденного зала с его хорами для музыкантов и почерневшими от времени деревянными панелями, — но нигде не встретили ни единой живой души, кроме Мари — престарелой жены дворецкого, которую они подняли с постели на мансарде; другой прислуги граф, по-видимому, но держал, а следов присутствия в замке его самого пруссаки так и не обнаружили.