Внезапно какой-то негромкий звук заставил пруссака вскочить на ноги. Сперва его полусонному сознанию почудилось, будто из картинной рамы со стены в зал сошел один из прежних владельцев замка: возле стола на расстоянии вытянутой руки от себя он увидел великана, стоящего безмолвно и неподвижно, без каких-либо признаков жизни, кроме свирепого взгляда сверкающих глаз. Человек этот имел черные волосы, смугловатую кожу, черную клинообразную бороду и большой орлиный нос, к которому, казалось, стремились сойтись все прочие линии его лица. Щеки у него были сморщены, точно прошлогоднее яблоко, но размах плеч и сложенные на широченной груди жилистые ручищи свидетельствовали о неподвластной возрасту могучей силе гиганта, на губах которого застыла усмешка.
— Бога ради, не утруждайте себя напрасными поисками вашего оружия, — произнес он, заметив, что капитан бросил взгляд на табурет, с которого исчезли оставленные там револьвер и сабля. — Вы проявили, если позволите так выразиться, некоторую беспечность, расположившись, как дома, в замке, стены которого изобилуют потайными проходами. Чтобы позабавить вас, сообщу: за вашей трапезой наблюдали сорок человек. Эй, так не пойдет!..
Последняя реплика была вызвана тем, что капитан Баумгартен, сжав кулаки, сделал шаг вперед. Великан, правой рукой направив на него револьвер, левой толкнул пруссака с такой силой, что тот упал в кресло.
— Сделайте милость, не покидайте своего места, — сказал француз. — Вам не о чем больше беспокоиться — а ваших солдатах мы уже позаботились. Вы ничего не услышали, потому что эти каменные полы удивительно хорошо приглушают все исходящие снизу звуки. Теперь вам некем командовать и остается думать лишь о себе. Могу ли я узнать ваше имя?
— Двадцать четвертого Позенского полка капитан Баумгартен.
Вы превосходно говорите по-французски, капитан, хотя, подобно большинству ваших соотечественников, имеете склонность выговаривать «б» вместо «п». Забавно слышать, когда немцы кричат «бощадите меня!». Догадываетесь, вероятно, кто к вам обращается?
— Граф де Шато-Нуар?
— Совершенно верно. Я бы весьма огорчился, капитан, если не смог бы встретиться и поговорить с вами во время вашего визита в мой замок. Мне случалось иметь дело со многими германскими солдатами, но вот с офицерами до сих пор не доводилось. А у меня есть что рассказать вам, и немало.
Капитан Баумгартен сидел в кресле, не смея шелохнуться. Он был храбрый солдат, но в манерах этого француза угадывалось нечто такое, отчего у пруссака по телу забегали мурашки. Капитан скосил глаза вправо, потом влево; его оружие исчезло, а о рукопашной схватке с этим гигантом нечего было и думать — капитан рядом с ним выглядел просто ребенком. Граф взял со стола бутылку кларета и под-идс ее к свету.
— Фу ты! — досадливо поморщился он. — Неужто для гостя Пьер не мог найти ничего получше? Поверьте, капитан Баумгартен, мне стыдно смотреть вам в глаза. Но мы сейчас постараемся исправить эту оплошность.
Он поднес к губам свисток, висевший у него на охотничьей куртке, и в зале тотчас появился престарелый слуга.
— Шамбертен из клетки пятнадцать! — распорядился граф, и через минуту дворецкий бережно, точно нянька ребенка, внес серую от пыли и паутины бутылку. Граф наполнил до краев два стакана.
— Пейте! — сказал он. — Это лучшее из вин в моих погребах, от Руана до Парижа вы не сыщете ему равного. Пейте, сударь, и будьте счастливы! У нас найдется холодная говядина, парочка свеженьких омаров, доставленных прямо из Онфлера. Это гораздо вкуснее того, чем вы давеча ужинали. Сделайте милость, не откажитесь отужинать еще раз!
Прусский офицер отрицательно покачал головой, но тем не менее осушил стакан, который хозяин тотчас наполнил снова, не переставая уговаривать капитана отведать то тех, то других деликатесов.
— Можете располагать всем, что только есть в моем доме, капитан. А теперь, пока вы пьете вино, позвольте рассказать вам одну историю. Я давно жажду поведать ее какому-нибудь германскому офицеру. Она касается моего единственного ребенка, моего сына Юстаса. История настолько любопытна, что вам ее ни за что не забыть, за это я могу поручиться.
— Да будет вам известно, — продолжал граф, — что сын мой служил в артиллерии. Это был прекрасный юноша, и его мать им очень гордилась. Она скончалась через неделю после известия о его смерти. Известие это принес его собрат-офицер, который все время находился рядом с Юстасом и которому удалось добраться до нас после того, как нашего мальчика не стало. Я расскажу вам все, о чем сообщил нам этот офицер.