Выбрать главу

— Шэдвелл! — в ту же секунду выпалил Боб. И в ответ на ее вопросительно взметнувшиеся брови (лучше бы она их не выщипывала, но кто решится сказать ей об этом?) пояснил: — Противный такой тип, настоящий поганец. Он приходил с каким-то предложением.

— И у него к тому же есть, — сказала Норин, переходя прямо к сути дела, — деньги.

Боб сразу решил никогда не знакомить ее с Шэдвеллом.

Как бы то ни было, — продолжала она, — теперь ты можешь подвезти меня куда-нибудь.

Боб робко упомянул о пище, которая уже стояла на огне; она немедленно закрыла газ и сунула кастрюли в холодильник…

Боб не вышел из повиновения прежде всего потому, что знал: сорока долларов Шэдвелла надолго не хватит, и вечер, сколь бы длинным он ни был, все равно закончится у него дома.

Так и получилось. Норин ушла от Боба утром следующего дня, оставив его в прекрасном расположении духа и совершенно разоренным. Он обдумывал возможность получения аванса у своего литературного агента, Стюарта Эммануэля. В этот момент вдруг зазвонил телефон. Это, как ни странно, оказался сам Стюарт с приглашением на ленч.

— Я рад, что хоть кто-то из ваших клиентов зарабатывает деньги, — едко сказал Боб.

— О, плачу не я, — ответил Стюарт, — а Дж. Оскар Рутерфорд. Нас приглашает один из его крупных деятелей — нет, не Джо Тресслинг, я знаю, что вы с ним виделись позавчера… Совсем другой — Филипс Анхальт. Я хотел бы, чтобы вы пришли.

Боб отправился на ленч со Стюартом и Филипсом Анхальтом, о котором никогда раньше не слышал. Сначала они пошли выпить в баре, название которого тоже ничего ему не говорило. Однако стоило им войти, как Боб узнал бар: здесь он был позавчера и испытал немалую неловкость, так как самым постыдным образом забыл почти все, что тогда произошло. Бармен же, очевидно, ничего не забыл. Он угрюмо посмотрел на пего.

Анхальт оказался человеком средних лет, с довольно приятным и немного озабоченным лицом.

— Мне очень понравился ваш рассказ, — сообщил он Бобу.

Боб в душе возмутился: «Ну конечно, я написал всего один рассказ, так что ты, подлец, несомненно, как раз о нем и говоришь — все равно что сказать, например: мне понравился ваш роман, мистер Хемингуэй…»

Стюарт Эммануэль, большой знаток писательских душ, попытался исправить положение:

— Я думаю, мистер Анхальт имеет в виду ваш рассказ «Короли морской пучины».

Мистер Анхальт, однако, с вежливой твердостью ответил:

— Я знаю, что за него вы получили премию, и собираюсь обязательно его прочитать, но говорил-то я о «Зеленой стене».

«Зеленую стену» тридцать раз отклоняли, прежде чем этот рассказ купил за ничтожную сумму один из самых низкопробных журналов. Боб тем не менее относил «Степу» к числу своих лучших произведений. Он улыбнулся Филипсу Анхальту, Анхальт улыбнулся ему. Стюарт просиял и заказал выпивку.

Бармен, принесший напитки, передал Бобу сложенный листок бумаги.

— Это оставила для вас дама.

— Какая дама?

— Блондинка.

Агент и рекламщик улыбнулись и обменялись приличествующими случаю замечаниями; Боб развернул записку, увидел свой почерк, не разобрал содержания, сунул листок в карман.

— Мистер Анхальт, — сказал Стюарт, обращая к своему клиенту взгляд темных с широкими зрачками глаз, — очень важный человек в компании Рутерфорда: у него угловой кабинет.

Анхальт мягко, немного устало улыбнулся и перевел разговор на свой дом в Дарьене, который он перестраивает собственными руками. Потом они переместились в ресторан.

— Джо Тресслинг говорил мне, что вы собираетесь кое-что для нас написать, — начал Анхальт разговор о делах.

Боб поднял брови, улыбнулся. Стюарт с выражением привычного отчаяния на лице рассматривал содержимое своей тарелки.

— Как вы думаете, — задумчиво продолжал Анхальт, — вкусы публики меняются под влиянием нашей рекламы, или, наоборот, это мы, рекламные дельцы, плывем, так сказать, на гребне волны, а? Вы, наверное, думали об этом — ведь ваш будущий материал предназначен именно для рекламной программы…

— Человек, который мог бы ответить на ваш вопрос, умер позавчера, — сказал Боб.

Анхальт осторожно, очень осторожно спросил:

— Откуда вы знаете, что он мог бы ответить?

— Он сам так сказал.

Анхальт положил вилку с насаженным на нее огурцом, наклонился вперед.