— О, Бентли, — сказал глава дома. — Ты знаешь, что случилось? Дядюшка Питер Мартенс умер совсем неожиданно, позавчера это было, а этот молодой человек, его друг, пришел специально, чтобы рассказать нам.
Бентли произнес: «А-а-а». Бентли было лет пятнадцать, он красовался в обрезанных на коленях джинсах и теннисных туфлях без носков, подъемов и каблуков. Выше пояса одежда вообще отсутствовала, а на загорелой безволосой груди красной краской было намалевано слово «гадюки».
— А-а-а, — произнес Бентли Бенсон. — Пепси-кола есть? Ну я же просила тебя принести несколько бутылок, — мягко сказала ему мать.
— Сделай-ка большой кувшин джина с сидром, — велел мистер Бенсон, — но только себе джину налей в отдельный стакан — совсем немножко.
Бентли произнес: «А-а-а», — и вышел, почесывая грудь.
Боб лениво рассматривал фотографии на камине. Потом, показав на одну из них, спросил:
— Кто это?
Молодой человек был похож на Бентли и его отца.
— Это мой старший мальчик, Бартон, — сказала миссис Бенсон. — Видите, какая на нем красивая куртка? Так вот, когда Барт был еще на флоте — сразу после войны, — он купил в Японии кусок красивой парчи и послал домой. Я хотела сделать из нее покрывало, по не хватило материала. Тогда я сшила из этой парчи красивую куртку. Бедный старый дядюшка Питер, ему так нравилась эта куртка, он даже сфотографировал в ней Барта. Ну и что бы вы думали, через несколько лет пестрые куртки вошли в моду, а Барту к тому времени его куртка уже надоела («Ну конечно», — пробормотал Боб), и он продал ее одному юноше — тот тоже в издательстве работает, как и Барт. Барт долучил за нее двадцать пять долларов, и мы все пошли в тот вечер в ресторан.
Китти тщательно вырисовывала на ногте еще одну звезду.
— Понятно, — задумчиво сказал Боб.
Все время, пока она говорила, пальцы миссис Бентли теребили, будто без определенной цели, кусок яркой ткани. Но вот руки взметнулись к голове, и через мгновение женщину украшал замысловато свернутый тюрбан.
Вошел Бентли с кувшином в одной руке и пятью бокалами — в другой.
— Тебе ведь говорили, чтобы ты для себя отдельно приготовил, — укорила его мать. Не обратив внимания на негодующее «а-а-а» Бентли, она повернулась к Бобу. — У меня целая корзина этих головных платков, — сказала она, — шелковые, хлопчатобумажные, всякие… и я весь день старалась вспомнить, как эти вест-индские женщины повязывали их на голову… Я тогда еще девочкой была… И вдруг вспомнила! Ну, как выглядит? — спросила она.
— Чудесно, мамочка, — сказал ее муж.
Боб Роузин был с ним более чем согласен…
Вот, значит, кто и где они были, истоки Нила. Как старый Мартенс открыл их, Боб не знал. Но это со временем выяснится, конечно. И как Бенсонам удавались их чудеса, он тоже не знал…
— Барт говорил, он корректировал недавно одну рукопись — он ведь корректором сейчас работает, знаете ли… — > задумчиво сказала миссис Бенсон, забыв про зажатый в руке бокал. — Хорошая, говорит, рукопись, что-то про Южную Америку. И вот он считает, что Южной Америкой долго пренебрегали и скоро к ней возрастет интерес. Тогда будет большой спрос на художественные и документальные книги о Южной Америке…
— Конец, значит, австралийским бушменам? — спросил ее муж.
— Да, Барт думает, что публике надоели бушмены. Он говорит, что бушмены продержатся еще не больше трех месяцев. А его брат Альтон корректирует художественную литературу. Так вот, он говорил, что публике приелись романы про убийства и секс. Альт думает, что публика очень скоро захочет читать романы о священниках. Он сказал одному писателю у себя на работе: «Почему бы вам не написать роман про священника?» — и тот согласился, что это очень хорошая идея.
Наступило долгое, уютное молчание.
Сомнений не оставалось. Как Бенсоны это делали, Боб по-прежнему не знал. Но они это делали. Абсолютно ненамеренно и с абсолютной точностью предсказывали пути развития моды. Это было удивительно. Это было жутковато. Это…
Китти подняла свою красивую головку, посмотрела на Боба сквозь завесу длинных шелковых волос, потом смахнула их в сторону.
— У вас когда-нибудь бывают деньги? — спросила она.
Ее голос был звоном серебряных колокольчиков… Чем был по сравнению с этим хрипловатый голос Норин? Да ничем…
— Фу, Китти Бенсон, что за вопрос, — сказала ее мать, протягивая Бентли свой пустой бокал. — Бедный Питер Мартенс, подумать только! Еще немножко, Бентли, и не мечтай, что будешь один допивать остальное.