А они смотрели на нее: тетя, которая никогда не испытывала никаких чувств — ее заботило только дальнейшее процветание этого дома; и кардинал — его тоже не волновало ничего, кроме репутации его семьи.
Если она не выдержит и сейчас, будет назначено еще одно испытание, и тогда погибнет ее любимая лошадь. Нельзя плакать, нужно смотреть на этот ужас. И пусть сердце разрывается — этого никто не должен видеть.
Екатерина сидела, сцепив руки, бледная, с трясущимися губами. Но глаза ее, устремленные на тетю Клариссу, были сухими и безучастными. Кларисса Строцци могла быть довольна своей воспитанницей.
Екатерина, Александр и Ипполит, сопровождаемые многочисленной свитой, ехали в Рим.
Его Святейшество пожелал встретиться с самыми молодыми членами своей семьи; в последнее время он стал получать от Клариссы Строцци тревожные сообщения об их недостойном поведении.
Когда они прибыли в город, Екатерина заметила, что люди, вышедшие встречать их, чем-то опечалены. На лицах не было улыбок, все тихо переговаривались, и никто не радовался приезду знатных флорентийцев.
Клемент был рад, что дети приехали в Рим. Он любил, когда они гостили у него. Правда, сейчас в городе сложилась непростая обстановка. Папа вдруг понял, что не в состоянии успокоить свой народ. Люди были недовольны. Он знал, что они не доверяют ему и считают, что все беды страны происходят из-за той политики, которую он проводит в отношении трех главенствующих европейских монархов: Франциска, короля Франции; Карла, короля Испании, и Генриха, короля Англии. Однако в Европе жил только один человек, как считал Клемент — а тщеславие было одним из его пороков, — который мог затмить любого из них, и этим человеком являлся он сам, Джулио де Медичи, Папа Римский Клемент VII.
В этот раз он решил встретиться с детьми наедине — с каждым отдельно, чтобы без свидетелей обнять своего любимца Александра.
Первой была Екатерина. Этого требовал этикет. Она почтительно подошла к креслу, на котором, облаченный в широкую белую мантию, восседал Клемент. Девочка преклонила колени, а Папа протянул ей руку, чтобы она поцеловала перстень с ого печатью.
Екатерина равнодушно коснулась губами перстня. После наказания она и впрямь перестала испытывать какие-либо эмоции. Пока Клемент читал молитву, девочка разглядывала из-под полуопущенных век его знаменитую печать, на которой было выгравировано имя Папы и изображен Святой Петр в лодке с сетью.
Закончив читать молитву, он сказал:
— Дочь моя, мне сообщили о вас не очень приятные новости. Вы совершили много грехов, и это печалит меня…
Екатерина продолжала стоять на коленях, а Папа все говорил и говорил. Однако мысли его были далеко от детских грехов; он думал о замужестве дочери. Перебирая в памяти один знатный род за другим, он наконец пришел к выводу, что мужем Екатерины должен стать королевский сын.
— А теперь ступайте, дочь моя. Учитесь усердно. И помните — вас ждет блестящее будущее. Именно вы должны сохранить и приумножить славу Медичи. Будьте достойной нашего доверия.
Следующим был Ипполит. Клемент хотел поскорее отделаться от отпрыска одной недостойной ветви древнего рода Медичи. Он не любил юношу. Как смеет тот держаться столь высокомерно? И этот взгляд, который всем, даже самому Папе, так напоминает его грозного предка, Лоренцо Великолепного…
Ипполиту нужно научиться скромности.
Клемент сказал об этом юноше, когда тот преклонил перед ним колени, и быстренько выпроводил его.
Теперь все его мысли были об Александре. Подросток вошел в комнату, широко размахивая длинными руками. Безродностъ и порочность проступали в каждой черточке его лица. Это замечали все, кроме Его Святейшества, который был ослеплен своей любовью. Он встал и, протянув руки, обнял мальчика.
— Сын мой, вы прекрасно выглядите. Рад видеть вас таким. Таким здоровым и крепким.
Александр опустился на колени, и Папа нежно взъерошил его густые черные волосы.
Он вспомнил о матери этого мальчика, которая когда-то разбудила в нем такую небывалую, захватывающую страсть. Простая девушка, кухарка, рабыня, встретившаяся ему на берберийском побережье. У Александра были ее волосы, ее глаза. Такая нежная, ласковая… Несколько месяцев она дарила свою любовь великому человеку, оставив в его душе глубокий след.
Ах, сын мой, подумал Папа. Вот он, мой сын. О, как хочется крикнуть на весь мир: «Смотрите! Это мой сын!» Однако и сейчас, и девять лет назад Клемент был вынужден представлять мальчика как внебрачного сына отца Екатерины. У того-то ведь было столько внебрачных детей, что уже не имело значения, будет одним больше или меньше.