— Грустно? Нет! Я просто думаю об этой женитьбе на итальянке.
— Я не одобряю, — сказала Анна. — Что это за семья? Кто такие эти торговцы Медичи, чтобы породниться с правящим домом Франции?
— Дорогая, — сказал король, — вы в точности повторяете слова моих советников. Увы! Слышать одно и то же утомительно, даже из ваших прекрасных уст. Играйте! Играйте! — крикнул он музыкантам, не желая, чтобы кто-нибудь подслушал их разговор.
— А все-таки Папа Римский мошенник, Ваше Величество, настаивала Анна. — И если правда кажется утомительной, то остается только смириться с ней.
— Мошенник?! — воскликнула Маргарита. — Да он хуже, чем мошенник. Он подлец!
— Мои дорогие, я могу сообщить вам суждение, которое слышал от крестного отца мальчишки. Он ведь тоже считает, что в женитьбе королевского сына на дочери торговца нет ничего особенно радостного. Но если король соглашается на нее, — с чисто тюдоровской непосредственностью добавляет он, — значит, тому должны быть какие-то серьезные причины. И ему кажется, что если эти причины и впрямь достаточно серьезны, то Господь благословит такой брак.
Женщины рассмеялись.
— Если бы вы не уточнили, что так считает крестный отец юного Генриха, — заметила Маргарита, — я бы по-прежнему думала, что это мнение короля Англии Генриха Восьмого.
— Похоже, все святые помогают ему, — усмехнулся Франциск. — Теперь, когда у него новая и такая очаровательная жена, он, пожалуй, добьется всего, чего хочет. Я написал ему и пожелал удачи во всех его начинаниях.
— Не сомневаюсь, он от всей души поблагодарит вас, — иронично вставила Маргарита. — Поблагодарит, да сам подумает: «А чего я, собственно, хочу? Нужно ли мне хоть что-нибудь, помимо богатства, власти, успеха и удовольствий? И кто же заслуживает всего этого, если не я, Генрих, король Англии?» Вот что он увидит в ваших пожеланиях.
— Ах, я и на десятую долю не оправдываю свою преданность трону. Не то что Генрих Тюдор в своей стране, — вздохнул Франциск. — И заметьте, я не меньше всех остальных французов люблю их короля. Но люблю — за его недостатки. А Генрих Тюдор любит себя за свои достоинства. Поистине, любовь слепа.
— Он прав в том, что должна быть какая-то причина, — заметила Анна. — Эта причина и в самом деле достаточно серьезна?
— Медичи богаты и смогут пополнить нашу казну, которая истощилась не без вашей помощи, моя бесценная Анна. Так что можете радоваться. И еще у этой крошки Медичи есть три «драгоценных камушка» — Генуя, Милан, Неаполь. Они будут наши.
— И вы верите обещаниям какого-то Римского Папы? — воскликнула Маргарита.
— Дорогая, прошу вас говорить о Его Святейшестве в уважительном тоне.
— Ах, да… Его Святейшество, за которым я замечаю отнюдь не святую привычку обманывать слишком доверчивых детей!
— Я сам разберусь с Клементом, любовь моя. И вообще хватит о политике. Я расстроен совсем по другому поводу. И надеюсь, вы, мои мудрые женщины, поможете мне успокоиться. Меня волнует не что-нибудь, а сам отпрыск. Клянусь, если бы его мать не была добродетельнейшей из всех французских жен, я бы подумал, что это не мой сын.
— Вы слишком суровы к маленькому герцогу, мой король, — сказала Анна. — Ведь он еще ребенок.
— Ему четырнадцать лет. Я в его возрасте…
— Полагаю, не стоит сравнивать слабый отблеск с самим светилом, дорогой, — сказала Маргарита.
— Дорогая, разве что-либо, порожденное светилом — его чадо, — не должно само излучать хоть немного света? Ненавижу угрюмых, глупых детей. А я, судя по всему, подарил миру самого угрюмого и самого глупого.
— Ваше Величество, сыну такого несравненного светила, как вы, нелегко не выглядеть блеклым на фоне своего отца. Прошу вас, не будьте так требовательны. Дайте ему шанс. Ваша сестра права — он еще молод.
— Вы, женщины, слишком снисходительны к нему. Если бы я знал, как зажечь хоть искорку ума в этой пустой голове!
— Мне кажется, Франциск, в ваше отсутствие он не производит впечатление такого уж глупого ребенка, — сказала Маргарита. — А вы как считаете, Анна?
— Я согласна. Стоит только заговорить с ним об охоте, как его лицо сразу оживляется и в нем проступают ваши черты, мой король.
— Охота! И верно, здоровья ему хватает. А вот дофин слаб.
— Не ругайте ваших мальчиков, Франциск! Вините лучше короля Испании.
— Или себя, — небрежно бросила Анна.
Франциск взглянул на нее потемневшими глазами, но она спокойно выдержала его взгляд. Анна была дерзкой, самоуверенной и очень привлекательной женщиной. Прошло почти десять лет, а он все еще любил ее. Она позволяла себе вольности, но в любовницах ему это нравилось. Конечно, она не боготворила его, как Маргарита. На этот счет он не обманывался, поскольку не заблуждался и во многом другом. Она права. Он был плохим солдатом — слишком беспечным и нерасторопным. А результат — Павия! И винить нужно только себя. Ведь молодой Генрих и его старший брат, дофин, не виноваты в том, что им пришлось стать заложниками и вместо отца остаться в испанском плену.