Отпустив астрологов Руджери, дофина удалилась в свои покои.
Покои Дианы в Сен-Жерменском дворце располагались прямо под покоями дофины. Когда Екатерина узнала об этом, ее охватило ликование. Она решила, что само провидение помогает ей осуществить давнишнюю мечту.
Незадолго до рождения Елизаветы дофина позвала итальянское го плотника, слугу братьев Руджери, и приказала просверлить отверстие в полу своей комнаты, а следовательно, и в потолке апартаментов Дианы. В то время двор находился в Турнеле, и дело удалось настолько, что глазок можно было заметить, только если долго и тщательно разыскивать его. Плотник оказался настоящим гением. Он сделал отверстие в чудесных резных цветах на потолке комнаты Дианы; неосведомленному зрителю оно казалось бы просто частью узора. На полу комнаты Екатерины оно было аккуратно накрыто ковром, на котором стоял письменный стол. Даже сейчас, после родов, Екатерина могла сдвинуть стол с места, после чего оставалось только поднять ковер, приложить глаз к отверстию и наблюдать за тем, что происходит в комнате под ней. Созерцание плотских забав ее мужа и его любовницы терзало и в то же время волновало Екатерину. Она и страдала, и не могла заставить себя не следить за ними. Через этот потайной глазок ей открылись новый Генрих и новая Диана. Иногда Екатерина улыбалась от сознания того, что разделяет их самые сокровенные секреты, но чаще плакала. Разумом она понимала, что лучше бы позвать итальянца-плотника и велеть заделать отверстие, но ничего не могла с собой поделать и раз за разом возвращалась к своей добровольной пытке.
В эту ночь они опять были вместе: ее супруг, смуглый и гибкий, и Диана с молочно-белой кожей и черными, как воронье крыло, волосами.
Екатерина горько рыдала, лежа в неудобном положении на полу, и наблюдала за влюбленными до тех пор, пока они не уснули.
Екатерина ощутила потребность избавиться от своего врага. Отношения между королем и дофином портились с каждым днем. Франко-испанскую войну прервал очередной мирный договор, на этот раз подписанный в Крепи. Придворные партии реформаторов и католиков восприняли его по-разному. Король приветствовал перемирие с Испанией, а дофин был против. Генрих не сомневался в превосходстве французских войск и настаивал на возобновлении военных действий. Однако Франциска поддерживали Анна и молодой Карл Орлеанский. По условию мирного договора предлагались на выбор две невесты: дочь Карла Пятого, инфанта Мария, и племянница императора, дочь Фердинанда Австрийского. На раздумья отводились целых четыре месяца. За инфантой в приданое давали Нидерланды, но только после смерти Карла Пятого, а за племянницей Карла, если родится наследник, — Милан.
Генрих справедливо указывал, что подобные условия он предлагал давно. Какие выгоды извлекла Франция после долгой и кровопролитной войны? — спрашивал он. Франциск сознавал правоту сына, он сам уже давно устал от войны. Ему хотелось женить молодого Карла, а Анна не переставала нашептывать, что дофин возражает против мира с Испанией, не желая мириться с растущим влиянием брата.
Покои Генриха и Дианы превратились в штаб католической партии. Однажды вечером, через несколько месяцев после подписания договора в Крепи, Диана и Генрих устроили ужин, на который пригласили самых близких друзей и сторонников.
Екатерина не вышла к застолью, сославшись на головную боль, но отправила Магдалену а хозяевами и приглашенными. Девушка должна была притаиться за портьерами в передней и не упустить ни слова из того, о чем будут говорить за столом.
Дофина надеялась, что Магдалена выведает что-нибудь ценное. Ах, если бы Диана обронила две-три неосмотрительных фразы, которые можно было бы представить как измену королю трону, с какой бы радостью Екатерина стала свидетельницей изгнания любовницы своего супруга! Но если это произойдет, Генрих последует за ней в ссылку. Правда, он все-таки дофин к не может пренебрегать определенными обязанностями, требующими его присутствия при дворе. Екатерину терзал соблазн признаться Анне в любви к мужу и ненависти к мадам де Пуатье. Чувства, которые они обе питали к Диане, могли бы сделать их ближайшими союзниками, но Екатерина напоминала себе, что никто не должен знать ее сокровенных мыслей.
Внезапно в комнату вбежала запыхавшаяся Магдалена; Екатерина поднялась ив кресла.
— Магдалена! Почему ты оставила свой пост?