Придя в сознание, он с кривой ухмылкой заговорил о различных перипетиях своего правления.
— Я прожил скандальную жизнь, друзья мои, но постараюсь искупить ее праведной смертью.
Затем Франциск внимательно прислушался к молитвам, которые постоянно читались у его постели.
— Я должен повидать сына, — неожиданно заявил он. — Приведите дофина.
Генрих смущенно приблизился к постели отца, любовь которого он так хотел заслужить и в ком не вызывал никаких чувств, кроме неприязни.
Когда Генрих опустился на колени перед ложем, король ласково улыбнулся. Он как будто забыл все их обоюдные обиды и разногласия.
— Мой мальчик… мой единственный сын… мой дорогой Генрих.
Тщетно Генрих пытался подобрать нужные слова. Но в его глазах сверкали слезы, и они были красноречивее любых слов.
— Генрих, дети должны перенимать у родителей добродетели, а не пороки.
— Да, мой отец.
— Сын мой! На свете нет лучшего народа, чем французы. Правьте вашими подданными мудро и милосердно. Любите их. Когда суверен этих людей попадает в беду, они готовы пойти на любые лишения, чтобы помочь ему. Советую вам, Генрих, облегчить бремя налогов…
По щекам Франциска струился пот, ему казалось, что стены спальни качаются. Слезы мешали ему разглядеть лицо сына, и Франциск подумал о тех опасностях, что непременно выпадут на долю Генриха. Он понимал — борьба двух партий может расколоть королевство на два лагеря.
— Святая Богородица, спаси и сохрани моего мальчика! — взмолился Франциск. — Святая Богородица, пусть приближенные дают Генриху добрые советы на благо его и Франции.
Он увидел Диану, уже много лет распоряжавшуюся его сыном; припомнил ту игру в снежки, которая началась невинной забавой, а закончилась кровавой трагедией. Прошлогодние события сейчас показались ему глубоко символичными. Мадам Диана против мадам Анны. Женские распри забавляли Франциска, но с них-то и начался ужас кровопролития. Его любимый фаворит граф де Энгьен погиб во время первой стычки гражданской войны, которая после смерти Франциска неминуемо расколет королевство. Сундук, убивший де Энгьена, был только предвестником будущих катастроф. Сейчас Франциск ясно это увидел и подумал: как он не заметил этого раньше?
— Генрих… сын мой… ах, почему мы помирились так поздно? Генрих… остерегайтесь тех, кто окружает вас. В вашем окружении есть некоторые люди…
Генриху пришлось почти вплотную приблизить ухо к губам короля, чтобы расслышать его слова.
— Остерегайтесь… Гизов. Они слишком честолюбивы… они попытаются отнять корону. Дом Гизов… враг дома Валуа. Генрих… придвиньтесь ко мне. Не позволяйте женщинам управлять вами… как мной. Учитесь на ошибках вашего отца. Генрих, мой мальчик, оставьте моих министров. Хорошие… честные люди. Не возвращайте Монморанси из ссылки. Он снимет с вас и ваших детей камзолы, а с народа — последние рубашки. Генрих, будьте снисходительны к Анне, она женщина. Всегда… проявляйте терпение… к женщинам, не позволяйте им править вами… не следуйте примеру вашего неразумного отца.
Глаза короля остекленели; слова стали неразборчивы.
— Отец. — Генрих нагнулся ниже. — Благословите меня.
Король успел обнять сына, прежде чем навсегда оставить Рамбулье и Францию.
Больную сестру короля Франции Маргариту терзали недобрые предчувствия. Ее брат в беде, он нуждается в ней, а она здесь, за тридевять земель от него! Несмотря на болезнь, королева Наваррская уже приготовилась к поездке в Рамбулье, когда в Беарн прибыл гонец.
Маргарита ругала себя за то, что не была подле брата в его последнюю минуту. Ей не хотелось жить без Франциска. Она решила удалиться в монастырь, надеясь в служении Господу найти забвение от своего горя. Ее жизнь потеряла всякий смысл. Любимый брат умер, и, значит, она тоже должна умереть.
Анна де Этамп в своих покоях ждала неминуемого возмездия Дианы. Это был вопрос нескольких дней. Диана не станет тянуть с расправой.
Генрих и печалился, и одновременно испытывал некоторое облегчение. Отныне он уже не будет заикаться от робости в присутствии великого Франциска. Отношение окружающих к нему резко изменилось. Придворные падали на колени и клялись в верности, спешили выполнить каждое его желание — порой еще до того, как оно возникало у нового короля.