— Правда?
— Я так и не назвала свое имя.
— Не назвали.
— Марго, — объявила девица, — Марго Кейн.
— Энгель, — в свою очередь, представился он. — Ало… Эл Энгель.
— Я знаю. Как поживаете? — Она протянула ему руку, держа ее очень высоко, как истинная леди.
Такая худая рука и вдруг такая теплая.
— А вы как поживаете?
— Прекрасно, благодарю вас. То есть насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, если вспомнить о постигшем меня горе.
Энгель поставил перед ней полный стакан.
— Горе? Какое горе?
— Ну… я собиралась рассказать вам о нем.
— Вас постигло горе?
— Да, — глаза ее сделались печальными. — Вчера мой муж скоропостижно скончался.
— О, как жаль.
— Я была потрясена. Такая внезапная, такая страшная, такая безвременная смерть.
— Безвременная?
— Он был далеко не старик. Пятьдесят два года. Мог бы еще жить да жить… Извините, сейчас я успокоюсь.
Она достала маленький кружевной платочек и промокнула уголки глаз.
— Все это так ужасно.
Энгель быстро произвел подсчеты. Мужу было пятьдесят два. Вдове, очевидно, лет двадцать семь — двадцать восемь. Вряд ли больше. Временами она выглядела старше, но лишь из-за сочетания черной ткани и белой кожи.
— Что стряслось? — спросил он. — Сердечный приступ?
— Нет, глупейший несчастный случай… Ну, да хватит мусолить эту тему. Что случилось, то случилось, и дело с концом.
— В бюро вы сказали, что это я его убил, и тем самым натравили на меня полицейских.
— Не знаю, что на меня нашло, — растерянно ответила девица и поднесла ладонь к глазам. — Я хотела встретиться с мистером Мерриуэзером, — продолжала она таким тоном, будто рассказывала о событии, происшедшем в далеком туманном прошлом, — чтобы условиться о погребении. Разумеется, голова была полна мыслей о муже, о том, как глупо и безвременно он скончался. В одночасье… Это все равно как убийство, совершенное Роком, Судьбой… Как знать, что уготовила нам жизнь за ближайшим поворотом…
— Мерриуэзер, — напомнил ей Энгель. — Вы пришли договориться о погребении.
— Да. Л потом увидела, как он лежит там, убитый, и совсем даже не судьбой, а каким-то человеком… Я на миг сбрендила.
— Сбрендила, — повторил Энгель. Судя по молниеносной смене стилей, возрастов и настроений, девица наверняка сбрендила далеко не на миг.
— Наверное, так все и было. Я приняла вас за Рок, а бедного мистера Мерриуэзера — за своего мужа, и все смешалось…
— Воистину так.
— Я упала в обморок, вы ведь знаете. А когда пришла в себя, то была уже не я. Убеждена в этом. Мне показалось, что там лежит мой Мюррей. Убиенный… — Она опять провела ладонью по глазам. — Мюррея умертвили, и я видела мысленным взором лицо его лиходея… И это были вы.
— Я просто первым попался вам на глаза.
— Да, это была всего лишь случайность, — по лицу девицы пробежала тень, но потом она тряхнула головой и продолжала: — Придя в себя, я отправилась за подмогой, увидела вас и… сказала то, что сказала. — Теперь на ее лице было раскаяние. — Извините.
— Это вы и объяснили полицейским? — спросил Энгель.
— Да. Поначалу они рассердились, но потом сказали, что понимают, как это могло случиться.
— Вы разговаривали с помощником инспектора Каллагэном?
— Не лично, только по телефону. Когда я ушла из управления, он еще не добрался туда.
— Прошу прощения, — сказал Энгель, — мне надо позвонить.
— Конечно.
Энгель снова набрал номер Ораса Стэмфорда, назвался и спросил:
— Та машина, о которой мы говорили, уже запущена?
— Еще нет.
— Тогда все отменяется.
Стэмфорд ни о чем не спросил. Его оружием была точность, а не осведомленность.
Положив трубку, Энгель вернулся к своей гостье.
— Дела, — извинился он.
— Надо полагать, преступные? — Она окинула его оценивающим взглядом и по-приятельски улыбнулась. — Мне так трудно думать о вас как о…
Ее речь была прервана пасторальной трелью дверного звонка. Глаза девицы расширились, и она сказала:
— Нельзя, чтобы меня видели здесь.
— Что? Почему?
— Сестры Мюррея! Они и так собираются оспаривать завещание, припомнить прошлое, облить меня грязью, оболгать и опорочить! Уж вам ли не знать, что такое поклеп!
Послышалась новая трель, и девица в страхе заметалась по комнате.
— Если меня увидят в доме незнакомого холостяка на другой день после кончины Мюррея…
— Идите и прячьтесь в спальне. Или в каморке за ней. Она звуконепроницаемая.