Сама же Мэри в своем одиночестве по доверчивости и простоте душевной даже и не подозревала о существовании подобной точки зрения, да еще и разделяемой большинством. Шли годы, а к горечи ее и тревожным ожиданиям ни на миг не примешалось сомнение относительно верности исчезнувшего жениха. Пролетела юность, пришли зрелые годы, затем наступила осень жизни, а Мэри — терпеливая, многострадальная — хранила верность своему Джону, старалась, насколько это было в ее силах, творить добро и смиренно дожидалась того времени, когда судьба, таинственным образом отнявшая у нее жениха, воссоединит ее с Джоном в этом мире или в ином.
Меж тем ни мнение меньшинства о том, что Джона нет в живых, ни мнение большинства, считавшего Джона изменником, не соответствовало действительности. Джон Хаксфорд оставался в живых и сохранил свою честь незапятнанной, однако же судьба избрала его жертвой одной из тех своих безобразных шуток, которые настолько редки и далеки от повседневного обихода нашей жизни, что их можно было бы отнести к разряду неправдоподобных, на располагай мы самыми неопровержимыми доказательствами того, что время от времени они все же случаются.
Преисполненный надежд и мужества, Джон высадился в Квебеке, где на одной из глухих улочек снял мрачную комнатенку, плата за которую была не столь непомерна, как в других местах, и переправил туда два ящика со всеми своими пожитками. Поселившись в этой комнате, он чуть было не съехал оттуда, ибо как хозяйка, так и постояльцы дома пришлись ему совсем не по душе; дилижанс на Монреаль, однако, отходил через день-другой, и, памятуя об этом, Джон утешился мыслью, что неудобства его продлятся недолго. Написав и отправив Мэри письмо с сообщением о своем благополучном прибытии в Канаду, Джон употребил оставшееся время на то, чтобы как можно лучше осмотреть Квебек, и целыми днями гулял по городу, лишь вечером возвращаясь в свою комнату.
Наш безудачный молодой человек не ведал о том, что дом, на котором он остановил свой выбор, имеет скверную репутацию. Он был рекомендован Джону одним сводником, постоянно околачивавшимся в районе причалов и завлекавшим приезжих в этот вертеп. Обманутый показными манерами указанного субъекта, его подчеркнутой обходительностью, наш неискушенный провинциал пошел у него на поводу и хотя инстинктивно, с первого же взгляда почувствовал, что попал в дурное общество, к своему несчастью, подавил в себе желание немедленно с этим обществом расстаться и ограничился тем, что на целые дни уходил в город, дабы как можно реже сталкиваться с другими обитателями этого дома. Но и по тем немногим словам, которые он все же обронил, хозяйка без труда догадалась, что у этого приезжего молодого человека нет в Канаде ни единого друга и, случись с ним недоброе, никто здесь не станет наводить о нем справки.
Дурная слава этого дома проистекала из того, что в нем опаивали матросов; делалось это не только с целью грабежа — снотворное нередко помогало комплектовать команды отплывающих из Квебека судов. В бесчувственном состоянии моряков доставляли на борт, где они приходили в себя лишь после того, как судно успевало дойти чуть ли не до самого устья реки Святого Лаврентия. Занимавшиеся этим довольно прибыльным промыслом прекрасно разбирались в одурманивающих снадобьях, одно из которых они решили испробовать на одиноком своем постояльце. Мошенники искали возможности осмотреть пожитки Джона и выяснить, нет ли среди них вещей, которыми стоило бы поживиться. В дневное время Джон неизменно замыкал свою комнату, а ключ уносил в кармане; вот бы опоить его на ночь, тогда можно будет не спеша обыскать оба его ящика. Если потом он и хватился пропавших вещей, всегда можно отпереться, сказав, что их у него никогда и в помине не было.
И вот вечером накануне отъезда в Монреаль Хаксфорд, вернувшись из города, застал свою квартирную хозяйку и двух ее сыновей — пособников в этом гнусном ремесле — поджидающими его за чашей пунша, которого они радушно пригласили его отведать. На беду, ночь была пронизывающе-студеной, так что если даже у молодого англичанина и возникли какие-то подозрения, исходящий от пунша ароматный пар мигом их рассеял, и Джон осушил полный стакан горячего напитка, после чего прошел к себе в комнату, не раздеваясь, бросился на кровать и тотчас забылся лишенным грез тяжелым сном, в котором и пребывал, когда трое лиходеев проникли в комнату, вскрыли ящики и принялись разбирать его пожитки.