— Сразу видать, что это не первая ваша пробка, мистер Харди, в свое время вы, сдается мне, вырезали их по многу сотен в день.
— Вот и ошибаетесь, — улыбнувшись, ответил Джон. — Никогда в жизни не вырезал пробок.
— Не может быть! — не поверил мастер. — Возьмите другой кусок и снова попробуйте.
Старательно Джон попытался воспроизвести еще одну пробку по образу и подобию первой; его руки не утратили былой ловкости, однако мозг управляющего, ничего не смыслящего в этом деле, вмешивался в их действие, тормозил работу, и вместо гладких изящных конусов у Джона выходили какие-то корявые, нелепые цилиндры.
— И верно, первая-то пробка получилась чисто случайно, — сказал его спутник, — а я уже готов был поклясться, что это работа старого, наторелого мастера.
С годами гладкая кожа типично английского лица Джона постарела, покрылась морщинами и старческой пигментацией, сделалась неровной, как скорлупа грецкого ореха. Волосы, уже давно тронутые сединой, в конце концов стали белыми, как зимние снега его новой родины. Несмотря, однако, на пожилой возраст, он оставался крепким и держался прямо; когда наконец он ушел на покой, оставив управление фирмой, с которой столько времени был связан, груз своих семидесяти лет он нес легко и бодро. Сам же он пребывал в редком для людей неведении относительно собственного возраста, ибо мог лишь строить догадки о том, сколько примерно лет было им прожито до случившегося с ним несчастья.
Между тем в Европу пришла франко-прусская война; пока две могущественные соперницы разоряли друг друга военными действиями, более миролюбивые соседи тихой сапой занимали их места на рынках сбыта и прибирали к рукам их торговлю. Многие портовые города Англии извлекли выгоду из этой ситуации, но более всех повезло Бриспорту. Давно уже не рыбацкий городок, он теперь стал крупным процветающим городом; место пристани, на которой Мэри прощалась с Джоном, занял огромный мол, морской фасад Бриспорта украсили стройные ряды домов и гранд-отели для всяких именитых и родовитых особ, съезжающихся сюда со всего запада страны в поисках разнообразия. Эти и другие преобразования способствовали превращению города в оживленный торговый центр, и бриспортские суда можно теперь было встретить в любом порту мира. Неудивительно поэтому, что в полном событий и напряженном 1870 году несколько бриспортских судов поднялись по реке Святого Лаврентия и подошли к причалам Квебека.
В один прекрасный день Джон Харди, со времени ухода на отдых несколько тяготившийся своим досугом, шагал по берегу реки среди скрипа и лязга паровых лебедок, посредством которых с судов на причалы выгружали огромные бочки и ящики. Он наблюдал за прибытием большого океанского парохода и, дождавшись окончания швартовки, повернул было назад, когда его слух уловил несколько слов, произнесенных кем-то на борту видавшего виды барка, который стоял неподалеку. То, что он услышал, было обыкновенной громко поданной командой, однако звук ее показался старому Джону одновременно чем-то давно забытым и до странности знакомым. Он остановился возле барка и стал слушать, как переговариваются работающие матросы, речь которых отличалась приятным выговором, широким и сочным. Почему же от звука этой речи по всем его нервам пробежал такой трепет? Джон присел на бухту каната и прижал к вискам ладони, вслушиваясь в звуки давно забытого говора и пытаясь совместить в единое целое тысячи всплывших в его мозгу воспоминаний, неоформивщихся и смутных.
Он встал и, дойдя до кормы судна, прочитал там: «Санлайт», Бриспорт. Бриспорт? Снова проблески воспоминаний и нервная дрожь по всему телу. Отчего это слово и речь матросов кажутся ему такими знакомыми? Задумчиво побрел он домой и всю ночь проворочался в постели без сна, мыслями преследуя нечто призрачное, кажущееся таким доступным и в то же время непрестанно ускользающим за пределы досягаемости.
На следующее утро он спозаранку отправился на причал слушать говор матросов с западного побережья Англии. Каждое произнесенное ими слово, казалось, оживляло память и приближало его к истине. Время от времени матросы прерывали работу и, видя беловолосого старика, безмолвно и внимательно наблюдающего за ними, смеялись над ним и отпускали в его адрес шуточки. Даже эти шутки казались знакомыми нашему невольному изгнаннику, и немудрено — всем ведь известно, что в Англии никогда не придумывают новых острот.