Найти то место, где эти коттеджики стояли в прежние времена, не было для него проблемой. Море в конце концов оставалось тем же, что и раньше; ориентируясь по береговой линии, он мог с уверенностью сказать, что вот именно здесь они и находились. Увы, теперь их здесь не было! На их месте, обратив к морю высокие свои фасады, полукругом располагались большие, импозантного вида каменные дома. Джон спустился к берегу и прошел мимо их роскошных парадных, испытывая отчаяние и беспомощность. Вдруг он встрепенулся, и на него нахлынул теплый, волнующий прилив надежды: несколько позади высоких особняков, словно фермер в бальном зале, стоял белый коттеджик с деревянным крыльцом и яркой зеленью ползучих растений на стенах. Джон протер глаза и снова пристально посмотрел в том направлении — коттедж, с его чистыми, как алмаз, окошками и муслиновыми занавесками в них, в точности, до малейшей подробности такой же, каким он видел его в день своего отъезда из Бриспорта, оставался на прежнем месте. Побелели каштановые волосы, рыбачьи поселки превратились в большие города, а заботливые руки и верное сердце сохранили бабушкин коттеджик в неизменном виде, всегда готовым принять под свой кров запропастившегося скитальца.
Наконец-то Джон добрался до этого вожделенного места, до тихой своей гавани, но тут свербившее в его душе опасение, что Мэри нет уже в живых, вспыхнуло вдруг пуще прежнего, отчего ему сделалось донельзя плохо, и он вынужден был присесть на одну из обращенных к коттеджу скамеек, на другом конце которой устроился куривший черную глиняную трубку пожилой рыбак; последний, заметив осунувшееся, побледневшее лицо и подернутые тоской глаза Джона, обратился к нему со словами:
— Вы, похоже, переутомились. Нам с вами, пожалуй, не грех почаще вспоминать о своем возрасте.
— Мне уже лучше, благодарю вас, — отвечал Джон. — Не можете ли сказать, любезнейший, как среди таких прекрасных домов затесался этот коттедж?
— Видите ли, — заговорил рыбак, энергично постукивая по земле костылем, — этот коттеджик принадлежит самой упрямой в Англии женщине. Ей, поверите ли, не раз уже предлагали десятикратную стоимость этого домика, но она так и не пожелала расстаться с ним. Ей даже обещали перенести коттеджик, кирпич за кирпичиком, в какое-нибудь другое, более подходящее для него место и вдобавок приплатить кругленькую сумму, однако же она и слышать об этом не хочет.
— Почему так? — поинтересовался Джон.
— А это как раз и есть самое любопытное. Все произошло по причине одного ее глубокого заблуждения. Понимаете ли, когда я был совсем еще мальцом, отсюда уехал ее женишок, а она вбила себе в голову, что в один прекрасный день он может вернуться и не будет знать, где ее найти, если коттеджика не окажется на месте. Останься этот парень жив, он теперь был бы примерно в вашем возрасте, но я уверен, что он давным-давно уже помер. Хорошо еще, что она не стала его женой, а то ведь только совсем никудышный парень мог так бросить девушку, как это сделал он.
— Так, значит, он ее бросил?
— А как же иначе? Укатил в Штаты и не прислал ей ни весточки, даже «прости» не сказал. Это было очень жестоко и подло с его стороны, потому что с тех самых пор она все тоскует и сохнет по нему. Сдается мне, что и ослепла она оттого, что все эти пятьдесят лет лила горючие слезы.
— Так она еще и ослепла? — вскричал Джон, привставая со скамьи.
— Гораздо хуже того, — отвечал рыбак. — Она смертельно больна, и жить ей осталось недолго. Вон, видите, у ее двери поджидает карета лекаря.
Услышав это страшное известие, Джон вскочил на ноги и поспешил к домику, возле которого встретил врача, возвращавшегося к своему экипажу.
— Каково состояние вашей пациентки, доктор? — дрожащим голосом осведомился Джон.
— Плоха, весьма плоха, — с важным видом отвечал служитель медицины. — Если состояние и дальше будет ухудшаться, ее жизнь окажется под угрозой, однако же если, с другой стороны, наступит перелом, то не исключено, что она и поправится. — Дав сей оракульский ответ, медик умчался прочь в своей карете, оставившей за собой клубы пыли.
Джон все еще не решался войти в дом, не зная, как объявить о своем прибытии, и боясь, что неожиданное его появление может вызвать у больной опасное потрясение, когда к нему торопливо приблизился джентльмен в черной одежде.