Потом Витька заодно с парнями пластался с местной шпаной, когда те подвалили на танцы, и Витька сплевывал кровавой слюной, и разбитые губы у него почти не шевелились, но бланш под глазом весело сиял, когда комсорг Ветерков, шепелявя из-за двух выбитых зубов, объявлял всей бригаде благодарность уже на следующий день после драки за досрочное завершение работы на полях Родины, а Витьке — за ударный (Ветерков улыбнулся — дрался Витька, как лев) труд. И Таня влюбилась.
После десятого класса встал вопрос — что делать? Танина мама, Роза Фридриховна, работавшая в столовой поваром, любила говаривать: «Главное — не заходить слишком глубоко», имея в виду, очевидно, необходимость держать ситуацию под контролем, хотя, возможно, еще и потому, что первый ее муж, который был до Таниного отца, утонул в реке. Именно мама посоветовала Тане выйти замуж.
Пожалуй, иного выхода действительно не было. Любовная лихорадка мешала трезво смотреть на жизнь как Тане, так и Витьке, вследствие чего выпускные экзамены грозили обоим жуткими аттестатами зрелости.
— Если сдадите экзамены хорошо — поженим, — согласились с Розой Фридриховной Витькины опекуны, и на выпускном Таню похвалили за отличную учебу, а Витьку, в который раз, за ударный труд — он сдал на кандидата в мастера спорта.
Нюрка родилась в апреле следующего года, Витьке дали отсрочку… но тут его побили. Побили мужики из другой весовой категории, не боксеры — рабочие с драги. Вечером он шел домой, те, пьяные, попросили прикурить, а Витька послал их на хутор, бабочек ловить. И один из мужиков дал ему в зубы. Как пьяный мог сломать челюсть боксеру-камээсу, навсегда останется тайной, но Витьку с тех пор как подменили. На ласковые слова Тани «маленький мой» или «котик» Витька, обычно терпеливый и внимательный, теперь отвечал грубой бранью, а иногда и поколачивал.
Потом вдруг начал пить, спутался с какой-то бабой и ушел к ней, забрав из дома все, что было.
Все рухнуло в одночасье, так же быстро, как и возникло, и осталась только Нюрка да Роза Фридриховна («Таня, я же говорила — не надо слишком глубоко…»). Таня оказалась вновь запертой в сортире: без профессии, без денег, с маленькой девочкой на руках, и мама нянчиться с Анькой наотрез отказалась: она вновь выходила замуж, в шестой раз.
Плакать было бесполезно, как и тогда, в Астрахани. Таня прищурилась — и стала Татьяной Константиновной.
— И чего вы хотите? — Таня посмотрела на продавца, глаза ее сверкнули. Послышался сдавленный вскрик дамы-портье: «Чертова розетка…» — и по холлу разлился запах горелого полимера.
— Простите? — переспросил продавец.
— Чего вы от меня хотите? — стиснув зубы, процедила Таня. Пока Таня. Еще Таня.
— Ммм… эээ… — продавец на секунду стал похож на козла, потом его временное замешательство прошло, и он сказал: — То есть вы уже все решили?
— Да, — рявкнула Таня, и лампочки в тускло освещенном коридоре перегорели все до одной.
— Поединок завтра, в пятнадцать часов. Гена будет вас ждать, — скороговоркой оттарабанил продавец и сгинул в темноте.
Володя выскочил из комнаты.
— Что случилось?
— Ничего, — тяжело поднялась с кресла Таня. — Завтра все закончится.
Володя пристально посмотрел на нее, обнял и увел в номер.
Он знал, что завтра ничего не закончится.
6
…Гена внимательно разглядывал мавзолей. Не то чтобы его так интересовала работа архитектора Щусева, просто он уже третий день находился в Москве и, чтобы как-то убить время, знакомился с достопримечательностями.
Например, все тридцатое апреля он убил на зоопарк и Третьяковскую галерею, а Первое мая провел в компании членов компартии, шатаясь по центральным улицам и распевая забывшиеся уже песни своего пионерского детства. Взвейтесь, как говорится, кострами… Завершился праздник в гостях у какого-то ветерана, который затащил к себе Гену, накормил, напоил до бесчувствия, показывал фотографии и приглашал заходить к нему даже просто так, не по партийным вопросам.