— К сожалению, это все, чем я располагаю, — пожал плечами я, хотя это было и не совсем верно. Но зачем швырять деньги на ветер, если все равно уже влип по самые уши и никакой адвокат не поможет?
— Понимаю, — сказал Маскелл и раскрыл свою папку. — В подобных ситуациях суд назначает адвоката по своему усмотрению. Но я использую все свои связи, чтобы для вас подобрали наилучшую кандидатуру. Так что вы делали в то утро, когда было совершено преступление? Мне известно, что завтракали вы в гостинице, — многозначительно добавил он.
— Я плохо спал в ту ночь, — сказал я, — поэтому встал рано и вышел прогуляться.
— И где же вы гуляли, мистер Рирден? — прищурился Маскелл.
— Я дошел до Кенсингтонского дворца по Гайд-парку, но он был еще закрыт в этот ранний час.
— Может быть, вы разговаривали с кем-нибудь около Круглого пруда напротив дворца? Интересовались, когда дворец откроют для посетителей? Нет? Очень хорошо. Что же было потом?
— Потом я пошел через парк на Бонд-стрит и вышел на Оксфорд-стрит. Мне хотелось поглазеть на витрины магазинов.
— И в котором же часу у вас появилось это желание?
— Приблизительно в четверть десятого. Я, помнится, еще задержался в пабе, у меня разыгрался аппетит, и я решил выпить пинту пива с бутербродом. Кстати, я разговаривал с барменом, ирландцем, он должен меня вспомнить.
— И в котором часу это было?
— Кажется, около половины одиннадцатого, раз паб был открыт.
— Немного поздновато для алиби, — заметил Маскелл. — Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей. У них имеются доказательства. Нужно ли напоминать вам, что не следует обманывать своего защитника? — Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Я вас не обманываю, — невозмутимо сказал я.
— Мистер Рирден, — с тяжелым вздохом продолжал он, — позвольте заметить, что вы попали в серьезную беду. Насколько я понял, вы намерены в суде настаивать на своей невиновности. Я должен предупредить вас, что, вероятнее всего, вы проиграете процесс. Общественность обеспокоена ростом насильственных преступлений, и суды не могут с этим не считаться, они применяют все более строгие наказания.
Он помолчал и, собравшись с мыслями, продолжал менее строгим тоном:
— Как ваш стряпчий, я не вправе предугадывать решение суда. Но хочу сказать, что, если бы бриллианты были возвращены владельцам и вы признали бы свою вину, суд смягчил бы вам приговор, и вы получили бы не более пяти лет, а возможно, что и всего три года. При условии образцового поведения в тюрьме вы уже спустя два года могли бы выйти на свободу. Но если бриллианты не будут возвращены владельцам, а вы будете настаивать на своей невиновности, наказание будет очень строгим. Судья просто швырнет в вас кодексом и запрет в клетке, а ключи выбросит, говоря простым языком. Сомневаюсь, что вы выйдете из этой клетки раньше чем через четырнадцать лет!
Он прокашлялся и спросил:
— Так что же мы будем делать, мистер Рирден?
— Единственные бриллианты, которые я видел в то утро, — отчетливо сказал я, — были выставлены в витрине ювелирного салона на Бонд-стрит. Я ни в чем не виновен.
Он долго молча разглядывал меня, затем покачал головой:
— Замечательно. Я сделаю все, что смогу, но без особой надежды на успех. Должен предупредить вас, что имеющиеся у полиции доказательства очень трудно опровергнуть.
— Я не виновен, — упрямо повторил я.
Маскелл молча собрал со стола бумаги, сложил их в папку и вышел, даже не обернувшись.
И вот я наконец очутился на скамье подсудимых в Центральном уголовном суде «Олд Бейли». Я в центре внимания, словно изгнанный с небес дьявол, вчерашний пуп земли, а ныне — злодей в окружении мантий и напудренных париков, герой пантомимы, патентованный шут, упивающийся реакцией публики на свои остроты в диспуте с судьей. Мне доводилось, однако, наблюдать представления и похлеще, чем этот спектакль. И все же саркастические реплики главного комика — судьи, не щадящего ни защиту, ни обвинение, вносили в мрачную атмосферу этого заведения приятное разнообразие. Я наслаждался ими наравне с другими и от души смеялся.
Маскелл, конечно же, тоже присутствовал в этом балагане, но играл второстепенную роль. Основным же моим защитником был человек по фамилии Роллинз. Перед началом заседания Маскелл еще раз попытался убедить меня отказаться от позиции невиновного.
— Подумайте еще раз о прискорбных последствиях проигрыша этого процесса, мистер Рирден, — сказал он. — Вы не только получите длительный срок заключения, но и в значительной мере будете ограничены в правах. Осужденных на большой срок, особенно тех, кто похитил значительные ценности, переводят в разряд особо опасных преступников. А вас, упорно не желающего вернуть бриллианты на сумму в сто семьдесят три тысячи фунтов, несомненно, отнесут к этой категории и будут содержать в особых, весьма неприятных, условиях. На вашем месте я бы задумался.