— Это отделение «В», — сказал он, велев мне остановиться. А вот и твоя камера. Заходи.
Он отпер дверь, и я вошел в камеру. Дверь за мной захлопнулась. Минут пятнадцать я стоял, не в силах сдвинуться с места, потом лег лицом вниз на койку и разрыдался.
Облегчив душу, я обрел способность соображать и осмотрелся. Камера была размером двадцать на семь футов и около восьми футов в высоту. Стены ее выкрашены в традиционный бежевый и зеленый цвета, в одной из них под самым потолком имелось зарешеченное окошко. Массивная дверь могла бы выдержать артиллерийский обстрел, на уровне глаз в ней имелся глазок.
Обстановка состояла из железной кровати, деревянного стола, табурета, умывальника с раковиной, параши и полки на стене. Я также обнаружил три шерстяных одеяла, две простыни, бугорчатый матрац, пару шлепанцев, полотенце, мыло и кружку. На гвоздике на веревочке висели «Правила поведения и содержания заключенных».
Еще спустя некоторое время я уже знал все, что нужно знать о тюрьме. Иных объектов для любопытства на ближайшие двадцать лет не предвиделось, поэтому я решил не размышлять, а каждое новое впечатление хранить как дорогой подарок.
Стены камеры вдруг обрели физическое значение: я ощутил их крепость и толщину каждой клеточкой своего тела, и почти четверть часа меня била нервная дрожь, пока я не поборол страх перед замкнутым пространством.
После этого я вновь принялся штудировать «Правила поведения заключенных» и нашел, что поторопился с выводами: при внимательном изучении в брошюре обнаружилось немало интересного и поучительного для новичка. Так, оказалось, что найденную на кровати рубаху надлежало надевать перед сном, что отбой был здесь в половине одиннадцатого вечера, а подъем в половине седьмого утра, и что мне полагалась бритва для бритья, которую потом следовало вернуть надзирателю.
Я также узнал, что имею право подать апелляцию в Апелляционный суд, а затем генеральному прокурору для представления им прошения в палату лордов. Мне разрешалось жаловаться министру внутренних дел и членам парламента.
Все это, однако, мне не подходило: я не был на короткой ноге с английским министром внутренних дел, чтобы вступать с ним в переписку, а мой парламент был слишком далеко, за шесть тысяч миль от тюрьмы. Поэтому я прочитал брошюру до конца и начал читать ее сначала, решив выучить наизусть, что и делал, пока не погасили свет.
Разбуженный громким звоном колокола, я долго не мог сообразить, где нахожусь. Наконец я окончательно проснулся, быстро оделся, убрал постель, свернул матрац и поставил его торчком на койку, после чего сел на табурет и стал ждать.
Лязгнул засов, и дверь распахнулась. Я вскочил, вошел надзиратель. Бегло осмотрев камеру, он вперил в меня тяжелый взгляд и спросил:
— Новенький? С «Правилами» ознакомился?
— Так точно, сэр.
— Матрац переставить, брошюру повесить на гвоздь, взять отхожее ведро и приготовиться к выносу.
— Но я еще не пользовался парашей, — заметил я.
— Не рассуждать! Делать, что приказывают!
Я взял ведро и следом за надзирателем вышел в коридор, где уже выстроились другие заключенные с ведрами.
— Вперед — шагом марш! — скомандовал надзиратель, и мы пошли в общий сортир, где нам и надлежало опорожнить и вымыть свои отхожие ведра.
В коридоре ко мне подошел надзиратель и сообщил, что завтракать можно как в камере, так и в общей столовой и что после завтрака меня отведут к начальнику тюрьмы.
В десять часов меня повели к начальнику тюрьмы.
— Значит, ты и есть Рирден, — многозначительно взглянул на меня сопровождавший меня заключенный из числа «пай-мальчиков». — Наслышан о твоих подвигах.
— В самом деле? — удивился я.
— Меня зовут Симпсон, — толкнул он меня локтем в бок. — Тебе предстоит встреча с комиссией. Мой тебе совет: не высовывайся.
— Что это за комиссия? — спросил я.
— Приемная комиссия для новичков: начальник тюрьмы, святой отец, старший надзиратель, заместитель начальника по быту, короче, все там будут. Начальник неплохой малый, нужно только правильно себя с ним вести. Но не дай Бог тебе ему не понравиться! Остальные будут наставлять тебя на истинный путь. Берегись Хадсона, главного надзирателя, это опасный ублюдок.
В приемной, где уже сидело с полдюжины заключенных, Симпсон шепнул мне:
— Вот увидишь, приятель, тебе не придется ждать. Пойдешь первым, ты на особом счету.
— Что же во мне особенного? — вытаращился на него я.
— Начальник тебе все сам популярно объяснит.