— Вы можете себе представить, чтобы русский шпион — а Слейд на самом деле, как выяснилось, русский, — чтобы русский шпион стал вторым по значимости человеком в британской контрразведке? Он курировал всю Скандинавию! — с искаженным от гнева лицом воскликнул Макинтош. — И помог ему в этом сэр Дэвид Тэггарт, ставший теперь лордом Тэггартом, пожизненным пэром. Надеюсь, у этого идиота хватит ума, чтобы воздержаться от публичных заявлений. Ему лучше держать язык за зубами.
Макинтош поморгал бесцветными ресницами и, понизив голос до шепота, продолжал:
— Мало того, этот Тэггарт уволил за плохую результативность в работе человека, поймавшего Слейда! — Он с такой силой стукнул трубкой по дереву, что я подумал, что она треснет. — Жалкие любители! Меня тошнит от них!
— Но какое ко всему этому имею отношение я?
— А такое, что я не допущу, чтобы этот Слейд сбежал! — сказал Макинтош. — Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы не дать взорваться этой пороховой бочке. Я сгною его в тюрьме, где ему самое место. — Он прокашлялся и сжал мне локоть. — И ради этого нам придется не просто преступить закон, Стэннард, нам придется самым циничным образом попрать его.
— Но ведь премьер-министр не станет, как мне уже известно, выслушивать ваши доводы, — дрогнувшим голосом сказал я.
— Верно, — поморщился Макинтош, — в противном случае он стал бы пособником преступления. А позволить себе запачкать руки он не может. Забавные существа, однако, эти политические деятели! — Он задумчиво взглянул на небо.
Я не стал больше его ни о чем спрашивать.
Мне думается, что Макинтоша вполне можно было бы назвать патриотом. В наше время осталось не так уж и много общепризнанных патриотов, теперь стало модно над ними подтрунивать. Особенно усердствуют в этом смысле ведущие телевизионных сатирических передач. Поэтому Макинтош и может показаться кому-то чересчур смахивающим на фанатичного фашиста, исповедующего идею возвращения Британии былой славы могущественной державы. По сути, последователи такой идеи, выпестованной Макиавелли и Кромвелем, мало отличаются от Муссолини, Гитлера и Сталина. Их мало волнуют зеленые поля и ласкающие взор лужайки, величественные старинные здания и оживленные города, для них важно величие государства.
Но тогда у меня не было времени размышлять над этой проблемой и пытаться до конца понять суть характера Макинтоша. Я многое выяснил и понял уже гораздо позже. А в то время я был слишком занят работой. Вместе с офицером южноафриканской полиции я изучал условия в местных тюрьмах и досье Рирдена, а также уголовный жаргон. Заодно я перечитал книгу Германа Чарльза Босмана, знатока быта и нравов заключенных, отбывшего порядочный срок за убийство сводного брата в центральной тюрьме Претории, то есть там же, где сидел и Рирден.
Как я узнал из полицейского архива, Рирден привлекался к суду лишь однажды, зато подозревался в тысяче разных грехов: от кражи со взломом и контрабанды наркотиков до вооруженных ограблений и скупки похищенного с рудников золота. Многогранная личность с крепкими нервами и хорошими мозгами, он удачно избегал наказания и, догадайся кто-либо завербовать его, мог бы стать неплохим шпионом.
Макинтош не случайно сравнил меня с Рирденом: у меня на этот счет не было никаких иллюзий, я тоже выполнял грязную работу, где во имя успеха хороши все средства. Окажись Рирден на моем месте, он тоже преуспел бы на этом поприще. В общем-то, все мы — и я, и он, и Макинтош — были одного поля ягодки, и не случайно наши судьбы переплелись.
Тем временем Макинтош приводил в действие невидимые рычаги в высших эшелонах власти, и, судя по тому, как послушно плясали под его дудку южноафриканские чиновники, он действительно обладал особыми полномочиями.
Постепенно я превращался в Рирдена: изменилась не только моя прическа, но и манера держаться и разговаривать. Однако во многом мне все-таки приходилось рассчитывать на удачу.
Как-то я сказал Макинтошу, что в тюрьме у меня больше шансов встретиться с дружками Рирдена, чем на Оксфорд-стрит.
— Справедливое замечание, — подумав, сказал Макинтош. — И вот что я сделаю: я попрошу проверить, нет ли среди заключенных тюрьмы, в которую тебя поместят, таких, что отбывали наказание в Южной Африке. Каждый, имеющий какое-либо отношение к этой стране, будет заблаговременно переведен в другую тюрьму. Это не вызовет подозрения, поскольку всех заключенных время от времени куда-то переводят.
Натаскивал меня Макинтош беспощадно:
— Имя и фамилия твоего отца?