В отличие от второго этажа, стены третьего не были обшиты деревом, и я решил, что здесь размещается прислуга, и приготовился к встрече с Тафи. Стараясь двигаться быстро и бесшумно, я с пистолетом в руке нырнул в первую же комнату. Снизу доносились взволнованные голоса.
Едва я прикрыл за собой дверь и задвинул засов, как кто-то побежал по коридору. Подойдя к окну, я увидел, что оно смотрит на поле и лесок, за которыми виднелось шоссе. Там начиналась свобода.
Более полутора лет я не видел ничего, кроме каменных стен, и сельская местность так растрогала меня, что к горлу подкатил ком, а сердце затрепетало. Даже низкие свинцовые тучи и дождь, забарабанивший вдруг по стеклу, не омрачили мое радостное настроение: там, за окном, я буду свободен, и никто не сможет мне в этом помешать.
Я вернулся к двери и прислушался: внизу началась паника, видимо, пожар вышел из-под контроля.
— К черту пожар! — услышал я голос Толстомордого. — Мне нужен Рирден. Тафи, беги вниз к парадной двери! Диллон, осмотри черный ход! Всем остальным — обыскать дом! Живее!
— Наверху его нет! — услышал я чей-то низкий грубый голос. — Я только что оттуда.
— Ладно, — нетерпеливо крикнул Толстомордый, — осмотрите второй и первый этажи. Шевелитесь, не теряйте время!
— Пресвятая Дева Мария! — воскликнул кто-то из охранников. — Мы ведь так сгорим здесь заживо!
— Если Рирден исчезнет, — ответил ему Толстомордый, — для нас это будет даже лучше.
Я выскочил в коридор и спустился по черной лестнице вниз, надеясь опередить преследователей. Дверь черного хода была распахнута, в проеме стоял спиной ко мне человек, скорее всего это был Диллон. Я шмыгнул за угол и перевел дух. Несомненно, я справился бы с Диллоном, но на шум могли сбежаться остальные. Поэтому я толкнул какую-то дверь и очутился в темном глухом чулане. Меня это не устраивало, поэтому я поспешил выйти и толкнул следующую по коридору дверь. На сей раз я очутился в кладовой, набитой припасами, и в ней имелось окошко. Притворив за собой дверь, я попытался поднять раму, но она не поддавалась. Я поднатужился — рама заскрипела и поползла вверх. После нескольких моих отчаянных толчков образовался лаз высотой не более девяти дюймов, но этого было достаточно, чтобы я протиснулся наружу. Я полез головой вперед и свалился в крапиву за бочкой с водой, стоявшей напротив черного хода. Потирая обожженные крапивой места, я взглянул вверх и похолодел: передо мной была каменная стена, опоясывающая, видимо, весь дом. Единственные ворота, насколько я мог рассмотреть, находились аккурат напротив черного хода, возле которого стоял Диллон.
По спине у меня бежала вода: дождь зарядил не на шутку, но мне это было на руку. Ветер усиливался, двор захлестывало водой. На открытой местности я мог бы легко исчезнуть из виду, нужно было только выскользнуть со двора. Я поднял с земли выпавшую из гнилой бочки доску и, сжав ее в ладонях, подкрался к двери, за которой стоял Диллон. Услышав шаги, он, не оборачиваясь, спросил:
— Нашел его, Тафи?
Его голова оказалась крепче доски, сломавшейся от удара на две половины. Однако Диллон рухнул мне на руки, даже не вскрикнув. Опустив его на пол, я побежал к воротам. Они были не заперты, и спустя мгновение я уже шагал по мокрой траве через поле к лесочку, за которым находилось шоссе. Лишь достигнув деревьев, я обернулся, чтобы убедиться, что за мной нет погони. Над крышей дома поднимался черный дым. Меня никто не преследовал. Поле затянулось пеленой дождя.
Пройдя через лесок, я вышел на шоссе, но тотчас же отпрянул назад, спрятавшись за деревом: мимо меня проезжала тележка, запряженная осликом. Ослик весело цокал копытами, а возница насвистывал хорошо знакомую мне мелодию. За спиной у него позвякивали два бидона с молоком.
Проводив тележку взглядом, я попытался вычислить, в какой стране я нахожусь. Ослик наводил меня на мысль об Испании, но там не бывает таких проливных дождей. Тележка скрылась из виду, а я так и не догадался, куда меня занесло, и, обернувшись, взглянул в другую сторону. Ко мне приближался автобус, причем по левой стороне шоссе, из чего я заключил, что я все еще в Англии. Моя уверенность в этом окрепла, когда я подошел к остановке и стоявший там человек с обветренным лицом, обернувшись ко мне, сказал:
— Замечательное выдалось утро! Не правда ли?